что включает в себя понятие третий сектор
Третий сектор и его роль в социальной защите населения
Понятие «третий сектор» появилось в мире не так давно, его становление отражает тенденции, возникшие одновременно с развитием рыночной экономики. Современное гражданское общество можно представить в виде трех неотъемлемых составляющих, которые позволяют выделить основные институты, функционирующие в нем.
Первый сектор – государственный: органы государственной власти на всех уровнях, а также все виды государственных предприятий и организаций, действующих в любой сфере деятельности, в числе социальной, основанных на государственной и смешанной формах собственности, с преобладающей долей государственного участия;
Второй сектор – коммерческий (бизнес-сектор): неправитель-ственная прибыльная организация;
Третий сектор называют негосударственным, неправитель-ственным, независимым, некоммерческим, неприбыльным, благотворительным, сектором добровольной активности (волонтерским, добровольческим). Этот сектор является:
• негосударственным, неправительственным, потому что организации, входящие в него, не располагают в полном объеме властью и полномочиями правительства, хотя какие-то из них могут через своих членов иметь властное влияние, а некоторые даже выполняют функции правительства (пример — образовательные организации США, которые обладают полномочиями по выдаче лицензий); с другой точки зрения, термин «неправительственный» может означать широкое вовлечение населения в общественную жизнь, что отражает тенденцию социальной организованности на всех уровнях, и связано это с процессом становления гражданского общества, т.е. термин «негосударственный» означает также то, что создание составляющих его организаций происходит спонтанно, как реакция на необходимость разрешения какого-либо социального противоречия или реализации какой-либо социальной потребности. Многие действующие некоммерческие организации не регистрируются в силу разных отнюдь не криминальных причин. Стихийно возникающие и исчезающие в процессе организации и развития, эти структуры подчас известны только тем, кто в них участвовал, и кто с ними взаимодействовал;
• независимым, потому что множественность финансовых источни-ков деятельности делает его относительно независимым и от государства, и от бизнеса. На определенных этапах общественного развития организациям третьего сектора приходится действовать в противовес другим общественным силам, отстаивая те права и свободы граждан, которые ущемляются бизнесом или государством. Многие организации этого сектора являются неформальными, т.е., не будучи официально зарегистрированными, они часто пользуются свободами и возможностями, недоступными государственным организациям или частному бизнесу;
• некоммерческим, неприбыльным, потому что это важнейший конституирующий признак, отличающий его от коммерческих организаций. Третий сектор существует не ради получения прибыли. Это не означает, что его организации не могут получать прибыль (например, заработанные поступления составляют 23% от общего объема денежных поступлений некоммерческих организаций в Венгрии, до 59% во Франции и 70% в Германии. В России эта цифра по разным источникам составляет от 30 до 75%). В то же время некоммерческие организации не имеют права распределять полученную прибыль среди учредителей, а должны использовать ее на уставные цели (исключительно для целей провозглашенной миссии). Так как организации третьего сектора весьма разнообразны (общественные, политические, религиозные, благотворительные, образовательные и т.д.), сам этот сектор весьма обширен, неоднороден и многолик;
• сектором добровольной активности (волонтерским, добровольческим), поскольку здесь широко используется добровольный труд волонтеров. Например, 54% взрослого населения США отдают добровольной работе около 4 ч в неделю, а в Великобритании около 30% населения занимаются добровольной работой 3–7 ч в неделю. Причем добровольный неоплачиваемый труд является основой функционирования организаций третьего сектора и формой гражданской активности широких масс населения;
• филантропическим, благотворительным, так как эти определения отражают устойчивые исторические корни возникновения третьего сектора благотворительной активности, в результате чего существенную часть этого сектора составляют благотворительные организации.
Третий сектор тесно связан с другими секторами экономики. Границы между ними весьма прозрачны и чрезвычайно подвижны.
Государство и некоммерческий сектор заинтересованы в развитии бизнес-сектора в качества источника финансовых поступлений (государству – в виде налогов, некоммерческому сектору – в виде пожертвований).
Коммерческие и некоммерческие организации рассматривают государство в качестве гаранта правовой и экономической стабильности и безопасности.
Государство заинтересовано в развитии третьего сектора, как структуры, решающей ряд социальных задач и помогающих в реализации задач социальной политики. Бизнес-сектор также заинтересован в развитии некоммерческого сектора, например, ассоциация предпринимателей является общественной организацией, но ее деятельность направлена на обслуживание интересов бизнеса. Рассмотрим ниже механизм социального взаимодействия государства и некоммерческих организаций.
Эволюция российского «третьего сектора»
Развитие гражданского общества в России находится в центре внимания не только российских политологов, но и исследователей многих стран мира. Неправительственные организации являются своего рода становым хребтом такого общества. Вот почему неизменный интерес представляют международные форумы, на которых ученые разных стран обмениваются мнениями о тенденциях развития «третьего сектора». При этом большое внимание уделяется положению дел в этом секторе в Российской Федерации, где уже накоплен определенный опыт.
О том, как развиваются некоммерческие организации в РФ, каковы особенности этого развития, идет речь в научной статье «Третий сектор» в России: смена модели», подготовленной совместно первым проректором ГУ-ВШЭ Львом Якобсоном и младшим исследователем Лаборатории институционального анализа экономических реформ ГУ-ВШЭ Сергеем Сановичем. Российские ученые приняли участие в VIII международной конференции, проведенной в Барселоне в июле 2008 года по инициативе Международного общества исследования «третьего сектора». Штаб-квартира этой организации находится в США, а такого рода форумы с участием исследователей многих стран организуются по ее инициативе раз в два года.
Перед участниками этой представительной конференции выступил Лев Якобсон, ознакомивший коллег с основными положениями статьи, в которой прослеживается эволюция «третьего сектора» в России за последние двадцать лет.
В последнее время, сказал, в частности, Л. Якобсон, большинство зарубежных наблюдателей критически оценивают процессы, происходящие в российском секторе некоммерческих организаций. Такие оценки объяснимы, если вспомнить, что недавно введенные государством требования усложнили регистрацию и отчетность НКО, что существенно увеличило их операционные издержки. Однако, если взглянуть на ситуацию шире (а такая возможность появилась благодаря «Мониторингу гражданского общества»), можно увидеть и развитие в этом секторе. Два тура мониторинга были проведены под руководством Л. Якобсона и при активном участии С. Сановича в 2006 и 2007 годах и включали социологические опросы по следующим темам: восприятие прав человека и их реализация, общественная активность и участие населения в НКО и неформальных сообществах, условия и эффективность деятельности некоммерческих организаций (опросы руководителей и активистов НКО), самоорганизация в профессиональных сообществах учителей, преподавателей вузов, научных работников и врачей, бизнесменов и менеджеров.
Наряду с этим проведен анализ муниципальных политик в области поддержки и развития общественных инициатив, включая опросы чиновников, отвечающих за взаимодействие с гражданским обществом в регионах, а также исследование роли экспертного сообщества как посредника между гражданским обществом и публичной властью.
Для оценки ситуации в российском «третьем секторе» предложены три модели, условно названные: моделью скрытого сектора, импортозависимой и укорененной. Эти модели «трактуются как относительно устойчивые сочетания доминирующих тенденций и характеристик «третьего сектора», рассматриваемые в четырех измерениях: движущие силы развития, структура сектора, преобладающая организационная культура и взаимоотношения с государством». Такой подход предназначен для исследования системных изменений, которые происходят в ходе эволюции сектора НКО, в сочетании с преемственностью, присущей этому процессу.
Историю СССР можно условно поделить на два этапа — до смерти Сталина (1953 год) и после нее. В первый период влияние власти и идеологии коммунистической партии распространялось на все сферы жизни, во второй система начала подвергаться эрозии, постепенно освобождая место для частной жизни. Это создавало некоторые предпосылки для автономной самоорганизации. Тем не менее общественная активность в Советском Союзе и в это время «структурировалась преимущественно действиями государства». Свободная самоорганизация проявлялась либо в сфере элементарной бытовой взаимопомощи, либо внутри структур, созданных государством, но не вполне жестко им контролируемых, либо, наконец, в качестве протестной реакции на действия государства и официальную идеологию. «Государство предъявляло спрос, прежде всего, на псевдонеправительственные организации, которые могли бы служить его «приводными ремнями». Однако оно предоставляло ниши, а зачастую и ресурсную поддержку для волонтерской активности в идеологически нейтральных сферах, например, в охране природы или художественной самодеятельности.
Самая активная и заметная за пределами СССР часть советского гражданского общества — это диссидентское движение, которое было, «бесспорно, наиболее дистанцированным как от идей, так и от ресурсов государства, что позволило его участникам сыграть неоценимую роль в подготовке политических преобразований, а позднее — в становлении нового российского «третьего сектора».
Смена политического и экономического режимов, отмечено далее в статье, не оставила «модели скрытого сектора» шансов на выживание. Для бывших западных регионов СССР, прежде всего, Балтии, и бывших восточных регионов, прежде всего Средней Азии, это означало освобождение законсервированных с досоветского времени движущих сил и механизмов самоорганизации. На Западе этому соответствовало сближение с европейским вариантом «третьего сектора», на Востоке возрождались по преимуществу традиционные общинно-родовые формы самоорганизации. В России же, в отличие от окраинных районов СССР, «западные» формы самоорганизации не успели укорениться в досоветский период, а «восточные» были подавлены форсированной модернизацией и урбанизацией. В стране не было достаточного опыта, навыков и правовых условий функционирования «третьего сектора», адекватных модернизированным экономике и быту, довольно высокому уровню образования населения, а также характерному для начала 1990-х годов увлечению идеями либерализма и западничества.
Слабость экономической и культурной базы, особенно, на первых порах, была в огромной степени компенсирована импортом ресурсов, идей, знаний, навыков и организационных решений. В 1997 году валовая добавленная стоимость всех российских общественных объединений составила 65,7 млн. долл., расходы в России крупнейшего зарубежного донора USAID — 173 млн. долл., а расходы в нашей стране крупнейшего из неправительственных доноров — Института «Открытое общество» — 33 млн. долл. При этом доноров более всего интересовали, с одной стороны, предотвращение катастроф в широком понимании этого слова, с другой — сближение российского общества и государства с западными. Соответственно, в центре внимания находились, с одной стороны, проблемы экологии, беженцев, СПИДа и т.п., а с другой — поддержка образовательной, исследовательской, художественной, просветительской, журналистской деятельности. Что же касается коллективной самоорганизации частной жизни как таковой, она не относилась к приоритетам доноров.
В 1990-е годы стало заметным преобладание вертикальных структурных связей и «в описанной модели государству не принадлежала существенная роль, его позиция сводилась в основном к доброжелательному невмешательству в дела «третьего сектора», а бюджетная поддержка НКО была незначительной». Однако в начале 2000-х годов данная модель оказалась исчерпанной. Появление в России значительных внутренних ресурсов, наряду с усилением внимания ведущих доноров к ряду других стран и регионов, побудили многие донорские организации к постепенному сокращению активности на российской территории. Планы по сокращению активности разрабатывались и начали осуществляться уже в начале 2000-х годов, а в середине десятилетия на это наложилось недружественное отношение российских властей к ряду доноров, многие из которых прекратили работу в России, а другие резко сократили свою активность. «Таким образом, история импортозависимой модели в России оказалась довольно краткой», хотя она сыграла позитивную роль. Именно в ее рамках произошел перенос современных институтов сектора на российскую почву и были сформированы кадры, в принципе, способные поддерживать эти институты.
«Экономические и социальные сдвиги 2000-х годов сделали возможным замещение внешних источников спроса и предложения внутренними», — подчеркнул далее Л. Якобсон. Социальной базой «третьего сектора» становится формирующийся массовый средний класс: если судить по доходам или социально-профессиональному статусу, он составляет от 22%, а если судить по самоидентификации людей — до 40% (по оценкам Независимого института социальной политики). Следует иметь в виду, что по данным Российской Федеральной службы государственной статистики, средняя месячная зарплата в России выросла с 62 евро в 1999 году до 443 евро (март 2008 года), а в Москве превысила 720 евро, и образ жизни десятков миллионов россиян стал впервые сопоставим с образом жизни современного среднего класса на Западе.
Это произошло в условиях, когда большая часть населения стала проявлять «усталость» от политики, переключившись на обустройство частной жизни. В рамках «Мониторинга гражданского общества» респондентам предлагалось, в частности, выбрать пять наиболее важных для них прав среди тех, что гарантированы российской Конституцией. Наибольшее число респондентов выбрали права на труд (53%), на бесплатные медицинскую помощь (52%) и образование (44%), на социальное обеспечение в старости (42%), а также на владение собственностью (37%) и на жизнь (35%). В то же время в конце списка оказались свобода собраний, манифестаций, митингов, демонстраций (1%), свобода распространения информации (2%), право на участие в управлении обществом и государством (3%), право избирать своих представителей в органы власти (4%). Среди «аутсайдеров» — и право на создание обществ, союзов, объединений, представляющих и отстаивающих права своих членов и других людей (3%).
Наиболее распространенными видами деятельности НКО являются предоставление социальных услуг (40%), образование (26%), здравоохранение (6%), а также работа профессиональных ассоциаций и союзов и управление недвижимым имуществом (ТСЖ). По данным опроса руководителей НКО, 33% зарегистрированных организаций не имеют оплачиваемых сотрудников, еще 35% имеют не более чем 5 сотрудников, а 23% имеют от 6 до 10 сотрудников. Доля относительно крупных организаций, таким образом, невелика. Волонтеры отсутствуют в 28% некоммерческих организаций, а еще 25% организаций имеют от 10 волонтеров. Вместе с тем, 10% НКО, по оценкам их руководителей, имеют более чем по 100 регулярно работающих волонтеров. Одна из причин относительно невысокой вовлеченности граждан в «третий сектор» состоит в их довольно слабой информированности о деятельности некоммерческих организаций.
Активными субъектами спроса на активность НКО постепенно становятся бизнес и государство, которые стали предлагать «третьему сектору» значительные ресурсы. Появляются и по-настоящему независимые, крупные и цивилизованно действующие благотворительные организации российского бизнеса. Это, например, фонды «Династия», «Виктория» и др. В самое последнее время на поддержку «третьего сектора» стали выделяться значительные суммы и из государственного бюджета. В 2006 году объем таких грантов составил примерно 15 млн. евро, в 2007 году — уже 35 млн. евро, а в 2008 — 40 млн. евро, причем официально объявлено, что в 2009 году эта сумма достигнет примерно 55 млн. евро.
В целом для государственной политики в отношении «третьего сектора» характерно стремление «превратить этот сектор в союзника в решении социальных проблем и в то же время предотвратить его политизацию». Это проявилось, в том числе, в создании Общественной палаты Российской Федерации. Она позиционирована как коллективный представитель гражданского общества. Вместе с тем, она создавалась по инициативе государства, а ее первые члены назначены Президентом России. Они, в свою очередь, выбрали других членов из кандидатур, выдвинутых общественными организациями. При проведении мониторинга выяснилось, что большинство опрошенных выступают за усиление поддержки НКО со стороны государства.
Ныне российский «третий сектор» все более становится площадкой самых разных инициатив, участники которых стремятся к самореализации и альтруистической деятельности. «При позитивном экономическом, социальном и культурном развитии это может привести к созданию в России базы для зрелой и устойчивой демократии», и появление масштабного и стоящего на собственных ногах «третьего сектора», даже если большинство его организаций сегодня далеки от политики, «внушает определенный оптимизм в отношении демократического будущего России».
 |
| Сергей Санович |
«Выступление Л.Якобсона и статья были встречены с большим интересом участниками конференции, — рассказал в беседе с корреспондентом Новостной службы портала ГУ-ВШЭ Сергей Санович. — Уже в кулуарах барселонского форума у нас состоялись дискуссии по существу затронутых проблем, поступили запросы от ученых ряда стран с просьбой переслать им статью».
На конференции в Барселоне было представлено много интересных докладов, имеющих как теоретический, так и чисто практический характер. Например, известный в мире исследователь «третьего сектора» Л. Соломон (США), возглавляющий Центр исследований гражданского общества в университете Дж. Хопкинса, представил проект по исследованию занятости в некоммерческом секторе. Этот центр подписал соглашение с Международной организацией труда (МОТ) с целью изучения, с помощью данных МОТ, проблемы волонтерства в некоммерческом секторе. Дело в том, что добровольцы, занятые в НКО, создают, тем не менее, добавочный продукт и можно вести речь об оценке вклада «третьего сектора» в развитие экономик различных стран. В ноябре этого года авторы данного проекта должны выступить на конференции МОТ и рассказать о том, каковы результаты их работы.
Весьма интересные выступления состоялись в ходе заседания по исследованию деятельности американских благотворительных фондов. В последние 10—15 лет исследователи гражданского общества постоянно указывают на то, что нельзя изучать лишь крупные международные неправительственные организации, но необходимо изучать организации неформальные, низового уровня, что само по себе является верным посылом. Но в то же время ядром «третьего сектора», о чем как-то стали забывать, являются крупные, располагающие немалыми средствами, с высоким уровнем корпоративного управления фонды, предоставляющие различного рода гранты. Известный немецкий ученый Хельмут Анхайер как раз и получил грант для исследования опыта работы таких фондов, который, безусловно, интересен для России.
В ходе панель-дебатов на заседаниях различных секций барселонского форума также обсуждались проблемы, связанные с развитием гражданского общества в России.
Николай Вуколов, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ
Что включает в себя понятие третий сектор
1. Третий сектор в постиндустриальном обществе
Около тридцати лет назад в США стал необычайными темпами расти так называемый третий сектор (“первый сектор” – правительственный, “второй” – бизнес, “третий” – неправительственные некоммерческие организации). Первые упоминания о нем появились немногим более тридцати лет назад, а уже в начале 1990-х годов в США было зарегистрировано около миллиона некоммерческих и благотворительных организаций. В 70-х этот социальный феномен стал предметом общественных дискуссий и политических программ.
Сейчас государственная и муниципальная политика в развитых странах обязательно строится с учетом экономического и политического потенциала некоммерческих организаций. Это обусловлено теми реальными достижениями в экономике и социальной сфере, которые демонстрируют НКО.
Так, суммарный оборот “третьего сектора” в 22 странах (Нидерланды, Германия, Ирландия, Испания, Бельгия, Австрия, Франция, Финляндия, Великобритания, Австралия, США, Израиль, Япония, Чехия, Венгрия, Словакия, Румыния, Аргентина, Перу, Бразилия, Колумбия, Мексика, исключая религиозные организации) составил в 1995 году 1,1 трлн. долларов. В отдельных странах, например, в Швеции, доля некоммерческого сектора в экономике страны достигает 15%.
Бюджет более 1 млн. американских некоммерческих организаций в 1996 году составил 670.3 миллиарда долларов. По данным исследования, проводившейся в 1993 году организацией Гэллапа по заказу организации “Независимый сектор”, 51% взрослого населения США безвозмездно трудился в качестве добровольцев в среднем, 4,7 часа в неделю. В течение 1991 совокупные временные трудозатраты добровольцев в США составили 15,2 миллиарда часов, что эквивалентно работе 9 миллионов штатных сотрудников. В 1996 году в третьем секторе США было задействовано 10.9 миллионов человек, что составило 7% от всей рабочей силы занятой в производстве. При этом количество волонтеров, задействованных в секторе, составило 6.3 миллиона человек [1].
Третий сектор в развитых западных странах не только вносит существенный вклад в развитие экономики и способствует снижению социальной напряженности за счет создания рабочих мест, но и демонстрирует заметные достижения в области социальной работы: значительный процент детских садов, интернатов для инвалидов, домов престарелых, больниц и тому подобных учреждений находится в ведении некоммерческих организаций (например, во Франции все программы по работе с детьми на местном уровне осуществляются исключительно некоммерческими организациями).
Однако важно подчеркнуть, что ценность некоммерческого сектора на Западе выходит за рамки экономики, предоставления рабочих мест и производства социальных услуг.
Беспрецедентный рост третьего сектора связывают с трансформацией индустриального общества в общество нового типа [2], [3]основанное на знаниях и работниках интеллектуального труда (о нем говорят как о постиндустриальном обществе). Постиндустриальное общество является гораздо более экономически эффективным, чем любое известное до сих пор, благодаря применению новых технологий, управлению качеством, точности производственных процессов, бесперебойности и своевременности доставки, специальной системе обслуживания клиентов. Доминирующей социальной группой постиндустриального общества являются работники умственного труда. В США в структуре рабочей силы эта группа по численности уже намного превосходит группу промышленных рабочих. Но даже там, где по численности работники умственного труда остаются в меньшинстве, именно они определяют характер, руководство и социальный профиль постиндустриального общества.
Для постиндустриального общества характерно исчезновение сообществ старого типа – семьи, деревни, прихода, общины. На их месте появляется новая единица социальной интеграции – организация, объединяющая специализированных работников интеллектуального труда и являющаяся рабочей единицей экономики. Однако между организацией и традиционным сообществом имеется огромная разница, и ряд важнейших функций традиционного сообщества, направленных на поддержание здоровья и благополучия людей, организация – будь то государственное агентство или бизнес – по существу не способны выполнять. Главная задача государства – разрабатывать правила и вводить их силой закона. Главная задача бизнеса – зарабатывать деньги. Практически все социальные проблемы – будь то алкоголизм, наркомания, преступность и т.д., решением которых занималось традиционное сообщество – лежат вне их компетенции. Государственное агентство или бизнес могут реализовывать определенные социальные программы для своих служащих – по жилью, здравоохранению, оплачиваемым отпускам, но в качестве агентства, управляющего социальными услугами, государство оказывается в высшей степени неэффективным. Опыт США после второй мировой войны, равно как и опыт СССР и России, продемонстрировал, что при росте бюрократического аппарата, а также различных льгот и отчислений на разные виды социальных услуг, общество не становилось здоровее, и число социальных проблем не сокращалось.
Кроме того, традиционное сообщество фокусировалось на духовных потребностях своих членов, связывая их удовлетворение с социальным здоровьем в целом. Как показано в работах А.Уотса и А. Маслоу, существует определенная связь между неудовлетворенностью духовных потребностей и ростом психических заболеваний в целом [4], [5]. В традиционных сообществахудовлетворением духовных запросов человека занимались религиозные институты. Однако с ростом образования происходит притупление религиозного чувства, связанное скорее с неспособностью традиционных церквей удовлетворить духовные запросы современного общества.
Эта неудовлетворенность нашла свое выражение во всплеске «сексуальной революции», в «революции цветов», в движении хиппи, охвативших в 60-е – 70-е годы в большинство западных стран и особенно в США. Последующий спад этих движений, на наш взгляд, был связан с тем, что они оказались не способны предложить способ, позволяющий личности раскрыть собственный потенциал и интегрировать его в современное общество.
Однако бурный рост числа неправительственных некоммерческих организаций на Западе в последующие десятилетия стал своего рода индикатором того, что именно третьему сектору удалось предложить способ наведения мостов между глубинными духовными потребностями личности и социальной деятельностью. Появление множества неправительственных некоммерческих организаций стало своего рода ответом на вопросы: кто будет заниматься решением социальных проблем в постиндустриальном обществе и кто будет удовлетворять духовные потребности его ведущего класса. И хотя в США с их традиционными независимыми и конкурентоспособными церквями третий сектор существовал всегда, именно сегодня наблюдается его бурный рост.
Большая часть организаций третьего сектора занимается пpедоставлением социальных услуг и не является церквями, но многие из них имеют религиозную ориентацию, так как возникли в результате естественной трансформации из религиозных организаций.
Особенностью организаций третьего сектора на Западе является то, что они:
Таким образом, третий сектор становится для человека постиндустриального общества той реальной альтернативой исчезнувшему традиционному сообществу, которую он не может найти ни в организации, где работает, ни по месту жительства. Именно поэтому существует устойчивый прогноз роста его роли в Западном обществе.
2. Третий сектор в постсоветской России
В России, начиная с 90-х годов, также наблюдается массовое появление организаций третьего сектора. Его формирование стало составной частью процесса расслоения российского общества, образования социальных групп, имеющих общие проблемы и общие интересы. При этом считалось, что само по себе многоцветье общественных организаций, партий и политических движений – уже есть свидетельство того, что в России произошло становление гражданского общества [7]. Однако, на наш взгляд, более справедливо ситуацию, сложившуюся в России к середине 90-х годов, отражает метафора песочных часов, предложенная М.Либоракиной, М.Флямером и В.Якимцом [8]. По их мнению, структура «общество-государство» в постсоветский период приняла вид песочных часов, где верхняя часть обозначала государственно-политические, а нижняя – общественные и частные формирования. “Сверху элиты соревнуются за власть, богатство, престиж. Снизу также наблюдается значительная социальная активность граждан. Такое общество чем-то похоже на гражданское, однако им не является, в силу того, что связи между верхами и низами весьма ограничены”.
Главной и характерной особенностью российского третьего сектора в середине 90-х годов являлось то, что большинство некоммерческих организаций возникло с целью самопомощи и выживания, поскольку государство оказалось неспособным поддерживать систему социального обеспечения особо нуждающихся групп хотя бы на прежнем, «доперестроечном» уровне. В то же время число людей, которых можно отнести к разряду особо нуждающихся, из-за развала экономики и распада советской империи постоянно росло.
Число зарегистрированных негосударственных некоммерческих организаций в России за 90-ые годы составило почти 275 тысяч. По данным, представленным в 4, ежегодное увеличение числа этих организаций в доли всех юридических лиц превышает 1,5 процента. Однако формальные цифры численности НКО не отражают подлинной картины. Во-первых, пройдя процедуру регистрации, НКО может не подавать признаков жизни в течение сколь угодно долгого периода. Во-вторых, ряд НКО не ведет регулярной деятельности, апериодически возобновляет и прекращает ее. По данным исследователя третьего сектора в Нижнем Новгороде С.В.Борисова, можно сделать очень приблизительное предположение, что соотношение условно «живых», «скончавшихся» и регулярно впадающих в анабиоз НКО составляет 40/20/40 [9]. Другой исследователь, Ф.М.Бородкин ссылается на экспертные оценки, произведенные в нескольких регионах России, включая Москву, согласно которым, действительно активно работают лишь 15-20% зарегистрированных НКО, при этом из рассмотрения исключаются религиозные, политические и спортивные организации[10].
Наибольшее количество НКО сосредоточено в крупных городах, особенно в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде, Перми и лишь единицы – в сельской местности. Объясняется это тем, что крупные города являются культурными центрами с высоким процентом интеллигенции среди населения, а согласно результатам опросов, наиболее активными создателями и участниками организаций третьего сектора в России являются лица, имеющие высшее образование и гуманитарные профессии [11]. По числу общественных организаций безусловным лидером является Москва. В Москве сосредоточены общероссийские и международные общественные организации и большинство представительств зарубежных благотворительных фондов (хотя деятельность последних во многих случаях ориентирована на другие регионы страны).
Территориальный аспект развития третьего сектора, безусловно, связан с инвестиционной политикой зарубежных доноров. Например, в 2002 году значительный процент в общей доле программ зарубежной помощи был направлен в Приволжский федеральный округ, что, естественно способствовало росту числа НКО на территории ПФО. Благодаря политике западных стран, которые через агентства международного развития, программы государственной помощи и частные благотворительные фонды оказывали финансовую, консультационную и техническую поддержку становлению российского третьего сектора, проводили образовательные программы и программы обмена, выросло множество российских некоммерческих организаций. В их числе:
Основной акцент в политике зарубежных фондов делался на институциональное развитие третьего сектора, развитие его инфраструктуры, включающей организацию информационного обмена, создание специализированных сетей (тренерских, лоббистских и т.д.). Значительные инвестиции были направлены на создание и поддержание в различных регионах России ресурсных центров для НКО (функционально аналогичных бизнес-инкубаторам, создаваемым для развития частного предпринимательства). Прекрасно оснащенные технически и имеющие квалифицированный обученный штат, ресурсные центры должны оказывать другим региональным НКО консультационные и экспертные услуги, проводить обучение, повышать их проектную культуру, предоставлять доступ к технике и коммуникациям, проводить конкурсы грантов и т.д. В настоящее время, когда наиболее крупные западные доноры пересматривает свою политику поддержки гражданского общества в России, возникают вопрос о том, насколько и в каком объеме созданные ресурсные центры для НКО будут способны выполнять эти функции без постоянного западного финансирования, насколько их услуги пользуются реальным спросом среди других НКО, насколько существование этих структур способствовало укреплению третьего сектора. Фактически, это вопрос о том, насколько эффективной была стратегия зарубежных доноров по развитию третьего сектора в России.
Если говорить об основной стратегии, избранной инфраструктурными НКО, формирующими условия для развития третьего сектора в целом, то она в последние годы развивалась в рамках идеи «социального партнерства» с государством и бизнесом (подробное описание можно найти в работе 4, а также [12], [13]). Специальным направлением этой стратегии являлась работа со средствами массовой информации, направленная на формирование позитивного имиджа НКО.
Реализация этой стратегии действительно способствовала тому, что в ряде регионов (в частности, в ПФО) были запущены некоторые механизмы «социального партнерства» (такие как государственный грант, государственный социальный заказ и т.п.), наблюдается, пусть пока и слабая, тенденция повышения социальной ответственности бизнеса, по данным Агентства социальной информации, растет число упоминаний НКО в СМИ. Однако реализация этой стратегии слабо способствовала повышению интереса к деятельности НКО со стороны населения. Другими словами, российские НКО, в отличие от западных, не имеют устойчивой почвы в лице поддержки граждан, питающей их инициативы снизу.
Анализ основных акцентов относительно современного состояния третьего сектора в России и стратегий его развития, звучавших в ключевых докладах на Всероссийской конференции НКО (октябрь 2000), 8-ой международная конференция по фандрайзингу (сентябрь 2000 год) [14], Гражданском форуме (ноябрь 2001), а также изложенных в докладе “Государственная программа поддержки гражданских инициатив” (2000 год)4, позволяет сделать выводы о том, что российские НКО:
Итак, социальный феномен, который на сегодняшний день представляет собой российский третий сектор, это относительнозамкнутое на самом себе сообщество организаций, имеющее тенденцию к количественному росту и развитую инфраструктуру (ресурсные центры, информационные агентства, печатные издания, информационные сети, тренерские группы, лоббирующие институты и т.д.). Преодоление “замкнутости” осуществляется на институциональном уровне, то есть через взаимодействие с государственными и коммерческими структурами, а также СМИ. Но, и это главная особенность данного социального феномена, российские некоммерческие организации чрезвычайно слабо влияют на всех прочих граждан, они мало известны и малоинтересны населению страны в целом[15].
Несмотря на то, что сотни тысяч лидеров российских НКО приняли участие в зарубежных образовательных программах, познакомились с эффективно работающими на Западе моделями формирования сообществ, привлечения добровольцев и перенесли их на российскую почву, никаких видимых успехов в формировании гражданских сообществ, где люди учатся самоорганизации, участию в принятии решений, контроле за властью, в формировании у населения мотивации к добровольческой деятельности, не наблюдается.
Почему же российский третий сектор, невзирая на очевидную пользу, которую он приносит, предоставляя социальные услуги самым нуждающимся и организуя сотни тысяч рабочих мест, не обрел корни и стал частью общественного сознания, как это произошло на Западе? В поиске ответа на этот вопрос в последние годы проводилось множество локальных исследований третьего сектора, в которых делались попытки определить его вклад в экономику России, анализировались условия функционирования некоммерческих организаций, включая законодательную базу и налоговый режим [16], общественное отношение к добровольному труду [17], традиции благотворительности [18]и т.д.
На наш взгляд, если речь идет об общественном сознании, то основное направление исследований должно быть сосредоточено не только (и не столько) на анализе экономических, политических и исторических факторов и условий функционирования третьего сектора. Безусловно, это важный пласт исследований, но, на наш взгляд, он является вторичным. Гораздо более перспективной областью исследований представляются психологические аспекты моделей работы НКО с населением.
Это несложно обосновать, если принять во внимание тот очевидный факт, что становление и бизнеса, и третьего сектора в постперестроечный период происходило в одних и тех же экономических и политических условиях. Для развития и бизнеса, и третьего сектора Запад использовал, вообще говоря, одну и ту же схему: инвестиции плюс обучение и передача технологий. Но, если в результате развития бизнеса за последние 15 лет стиль жизни людей в России кардинально изменился, то развитие третьего сектора на нем практически не отразилось.
Мы считаем, что феномен третьего сектора напрямую связан с сознанием людей, а степень влияния НКО на стиль жизни населения и общественное развитие в целом, зависит от способности неправительственных, некоммерческих организаций формировать связь между глубинными духовными потребностями личности и социальной деятельностью. На наш взгляд, необходимо исследовать факторы, обуславливающие эту способность, с позиции психологии личности. В заключение хотелось бы выдвинуть ряд гипотез как возможное направление дальнейших исследований:
1 О.Алексеева, Г.Джибладзе, И.Доненко, О.Зыков, О.Казаков, Ю.Качалова, К.Киселева, А.Севортьян, Е.Тополева, Н.Хананашвили, М.Черток, В.Якимец. Доклад “Государственная программа поддержки гражданских инициатив”. Доклад. М, 2000.
[2] Drucker P. The Age of Social Transformation. The Atlantic Monthly. 1994. November. P. 53-80
[3] А.Турен “Возвращение человека действующего”. Очерк социологии. М.,1998
[4] А. Уотс. “Психотерапия. Восток и Запад”.М.: “Весь мир”, 1997
[5] А. Маслоу. “Мотивация и личность”, СПб. 2001
[6] Д.Мэтьюз. “Политика для народа. Граждане в поиске своего места в политике”. М., 1995.
[7] “Положение детей и молодежи в России. Проблемы, политика, благотворительная деятельность”. Обзор Международного молодежного фонда. М., 1998
[8] М. Либоракина, М.Флямер, В.Якимец. “Социальное партнерство. Заметки о формировании гражданского общества в России”. М., Школа культурной политики, 1996.
[9] С. Борисов, В. Сарычев. “Третий сектор Нижегородской области. Факты и размышления”. Нижний Новгород, 1997.
[10] Ф. Бородкин. “Третий сектор в государстве благоденствия”. Мир России. 1997 №2.
[11] О. Алексеева. “Благотворительное движение: Регионы России”. Представительство Сharities Aid Foundation. М., 1996.
[12] “Социальная реформа: путь к гражданскому обществу”. НАН. М., 1997.
[13] Журнал “Деньги и благотворительность”, 1996 №2(8).
[14] VIII региональная рабочая встреча по фандрайзингу. По материалам конференции. М, 2000, 87стр.
[15] Ю.Качалова. “Социум: новая реальность, которая зависит от нас”. М., 1997.
[16] Е.Абросимова “Юридические аспекты деятельности некоммерческих организаций”, М.2000, 230 стр.
[17] Аналитический сборник “Молодежь в действии”. М, 2001, 140 стр.
[18] Э.Фомин, Е.Чикадзе. “Благотворительность как социокультурный феномен”. СПб., 1999. 111 стр.
[19] М.Щербаков. “7 путешествий в структуру сознания”. М.,1998.