что вам не нравится в современной журналистике
Школа журналистики
Лучшие онлайн-курсы на русском языке
Сочинение «Что мне нравится и не нравится в современной журналистике»
Мне 16 лет и я хочу стать журналистом. Постараюсь объяснить почему. Когда мне было 14 лет, наша семья столкнулась с несправедливостью. Сначала маму уволили с работы и она не знала как отстоять свои права перед работодателем. Потом старший брат попал в переделку и доказать свою правоту администрации института мы не смогли. Когда-то тогда, в тот период, в моей душе зародилось желание справедливости, острое чувство, нетерпение к несправедливости в любом его виде.
Мой юношеский максимализм при выборе профессии толкал меня стать полицейским, судьей, прокурором, правозащитником. Были и другие варианты, которые я не пишу, чтобы не вызвать насмешки. Но всегда выбор был в пользу профессий, представитель которой может постоять за правду, наказать злоумышленников, сделать хоть ненамного этот мир лучше.
Тем не менее всегда оставались сомнения в выборе своей будущей профессии. Но однажды я обратил внимание на то какие видео я смотрю на Ютубе. Я смотрел интервью Владимира Познера и его авторскую программу; смотрел передачу Соловьева, хотя и не всегда был с ним согласен; с интересом наблюдал за карьерой Андрея Малахова. Еще мои родители удивлялись что я отдаю предпочтение просмотру серьезных передач и чтению информационных порталов, а не развлекательной тематике. И однажды всё сошлось, я подумал: «А может журналистика?».
Несколько дней после этого я был возбужден, делал записи в своем блокноте, читал об этом в интернете. И в конце концов все сомнения отпали, я решил стать журналистом. Последние год-полтора я много читал и смотрел видео, в том числе читал материалы на вашем сайте и в соцсетях. Я понял, что не обязательно поступать на журналистский факультет и это дало мне шанс не огорчать родителей, которые хотят чтобы я поступал на юридический. Я закончил дистанционные курсы журналистики в интернете (не буду писать какие, чтобы это не было рекламой), но поступать буду и учиться на юриста. Это даст мне юридические знания, которые я собираюсь применить в журналистике. Если верить известным журналистам, то такой план имеет право на существование.
Но в заголовок своего сочинения я вынес вопрос о том, что мне нравится и что не нравится в современной журналистике. Меня это волнует. И вижу как журналисты иногда лгут (надеюсь, вас это не обидит). Я вижу, что они могут говорить неправду, когда это выгодно. Я читал, что свободы слова у нас немного и журналисты очень зависимые люди. Это всё огорчает. Но в тоже время мне нравится как стремительно приходят в нашу жизнь технологии и они уже используются в журналистике. Дроны, компьютерные программы, социальные сети, фото и видеотехника и многое другое — арсенал журналиста стал богаче, а работа интересней!
И хотя я уже проходил краткосрочные курсы по журналистике я очень хочу еще учиться, читать книги, совершенствоваться. Я буду очень рад, если вы дадите мне шанс приблиться к своей мечте. Спасибо.
Алексей Винников, 16 лет
⇒ Онлайн-курс «Основы журналистики» для всех желающих
⇒ Онлайн-курс «Будущий профессионал» для поступающих на журфак
⇒ Лучшая группа по журналистике во ВКонтакте по этой ссылке
⇒ Лучший аккаунт по журналистике в Инстаграме по этой ссылке
Здесь есть всё, чтобы стать профессионалом!
________________________________
Новое в блогах
15 причин не любить журналистов
Любой авторский текст – это всегда либо исповедь, либо проповедь. Предупреждаю об этом заранее, чтобы ни у кого не возникло желания упрекнуть автора в манипуляции. В конце концов, мы и так ежедневно кормимся на этом поприще. Нынешний текст – это всего лишь список симптомов, из-за которых нашей профессии ставят диагноз «вторая древнейшая».
За стереотипы. Мы разрушаем многие мифы лишь затем, чтобы навязать аудитории новые. Слишком много нелепостей мы произносим лишь из желания сказать что-то новое. О том, что задача журналистики – объяснять сложные вещи просто, но не упрощая их – многие даже не слышали. А если слышали, то предпочитают не вспоминать.
За стремление нравиться. Идеальный текст – это тот, после которого у читателя возникают новые вопросы. Но слишком уж велик соблазн соблюсти собственное реноме и получить одобрение приученной к твоим текстам аудитории. Поэтому так много журналистов уходят в условный «шоу-бизнес», не меняя места работы – только лишь из желания нравиться тем, кого они приручили.
За мессианство, которое почти никогда не бывает созидательным. Разрушать – это наш конек. Мы уяснили, что правильность теории доказать куда сложнее, чем неправильность. Без тени сомнений журналисты рушат любые убеждения, растаптывают веру и высмеивают принципы. Мы способны похоронить все, что угодно – для нас острословие куда важнее остроумия.
За цинизм. Мы не верим в хорошее, для нас чернуха – норма жизни. Мы умеем находить самые неприглядные стороны жизни любого героя, старательно оберегая от посторонних свои собственные грехи. Не верим в отвагу и гордость, оцениваем людей исключительно по худшим поступкам в их жизни. Мы твердо убеждены в торжестве материи над духом и убеждаем в этом всех остальных. Наш мир населяют негодяи и взяточники, конъюнктурщики и предатели. Наверное, причина в том, что мы всех судим по себе.
За эгоизм. Мы не служим обществу или идеалам, потому что не верим ни в то, ни в другое. Нас почти невозможно заставить переступить через собственный эгоцентризм. Весь мир – лишь декорации для удовлетворения профессиональных амбиций. На алтарь очередной сенсации мы положим любую святую тему, можете не сомневаться. Журналисты не считаются ни с чем: пресловутые щепки, которые летят от наших материалов, мы воспринимаем как неизбежных жертв нашего «правдорубства» и «объективности». Диктаторам есть чему у нас поучиться.
За трусость. Мы боимся признаться себе в том, что журналистика должна быть субъектной. Журналисты не тачают сапоги, не пекут хлеб, не создают прибавочной стоимости в классическом понимании. Именно поэтому у нас нет права на риторические вопросы, зато есть обязанность искать на них ответы. На худой конец, мы должны формулировать новые риторические вопросы. Все остальное – от лени и малодушия.
За глупость. Среди журналистов все меньше философов и все больше комментаторов. Мы не умеем интерпретировать реальность, разучились слушать тех, кто с нами не согласен, не читаем ничего, кроме комментариев к собственным текстам. Мы убеждены, что если нам что-то не нравится в Моне Лизе, то проблема – в картине. Добродетель мы низвели до уровня «понятия», хотя во все времена это считалось законом. Мы верим в себя, но не в других – и убеждены, что нам платят за недоверие. Привыкли думать, что знаем законы мира – и боимся потерять работу. Умные вещи нам кажутся слишком банальными, чтобы произносить их вслух.
За свободу от обязательств. Нам все равно, что случится с героями наших материалов, гиппократовский принцип «не навреди» мы считаем проявлением непрофессионализма. О героях своих публикаций журналисты не вспоминают почти никогда. Тираж материалов для каждого важнее человеческих судеб и чьих-то идеалов. Кроме нас так ведут себя только саранча и политтехнологи.
За упрощения. Готовить людей к трудному миру куда сложнее, чем к легкой войне. И вряд ли удастся снискать популярность масс на первом поприще. Зато массовое сознание, где всегда есть место первобытному желанию найти виноватого, с радостью будет аплодировать тем, кто укажет ему врага. И потому мы не стремимся усложнять: ни свои тексты – в угоду здравому смыслу, ни свои выводы – в угоду собственной совести. Мы вообще не верим в совесть. Это понятие нам заменила слепая вера в условную «объективность».
За серость. Мы относимся хорошо к кому-то не из-за моральных качеств, а из трусости. Не пишем того, что думаем, из боязни вызвать ответную реакцию. Оправдываем себя, что журналистика должна быть под стать обществу, и с негодованием отвергаем обратное. Твердим о редакционной политике и молчим об убеждениях. В нашей профессии не осталось ничего такого, ради чего стоило бы чем-то жертвовать. Количественные показатели давно победили качественные.
За поверхностность. Вряд ли театральный актер, сыгравший сталевара, полагает, что может варить сталь. Но стоит журналисту создать материал о металлургии, как он тут же начинает считать себя авторитетом в этой сфере. Верхоглядство, помноженное на самоуверенность, порождает дилетантов. Это про нас: мы уверены, что не повторяем чужих глупостей – и потому произносим свои собственные.
За конспирологию. Мы напрочь забыли призыв не искать злого умысла там, где можно все объяснить глупостью. Наше стремление к сенсации вульгарно. Справедливое подозрение, что где-то есть люди умнее нас, заставляет нас повсюду искать кукловодов, оплетающих мир чередой сложнейших заговоров. А затем отчаянно сражаться с каждой мельницей, в которой нам чудится великан.
За лицемерие. Мы экономим самих себя. Мечтаем о сытой жизни, оплачиваемых командировках, дешевых кредитах и дорогих наградах. Славим героев – и боимся поменяться с ними местами. Маскируем за «интеллигентностью» отсутствие точки зрения. Ругаем цензуру в отношении себя и приветствуем – в отношении других. Хвалим свою профессию – и мечтаем уберечь от нее собственных детей.
Мы все похожи. Тайный орден, в котором статус определяется тиражами и узнаваемостью. Пишущая армия, где звания раздаются в зависимости от бюджета СМИ. Четвертая власть, узурпировавшая право на правду в отношении всех, кроме самой себя.
Но, несмотря на все это мы останемся. Нас будут ругать и слушать, клеймить и смотреть, обвинять и читать. Лишь потому, что все, описанное выше, лежит на одной чаше весов. А на другой – заурядный факт, дающий нам право на наши недостатки: мы – такие же как вы.
15 причин не любить журналистов
Любой авторский текст – это всегда либо исповедь, либо проповедь. Предупреждаю об этом заранее, чтобы ни у кого не возникло желания упрекнуть автора в манипуляции. В конце концов, мы и так ежедневно кормимся на этом поприще. Нынешний текст – это всего лишь список симптомов, из-за которых нашей профессии ставят диагноз «вторая древнейшая».
За стереотипы. Мы разрушаем многие мифы лишь затем, чтобы навязать аудитории новые. Слишком много нелепостей мы произносим лишь из желания сказать что-то новое. О том, что задача журналистики – объяснять сложные вещи просто, но не упрощая их – многие даже не слышали. А если слышали, то предпочитают не вспоминать.
За стремление нравиться. Идеальный текст – это тот, после которого у читателя возникают новые вопросы. Но слишком уж велик соблазн соблюсти собственное реноме и получить одобрение приученной к твоим текстам аудитории. Поэтому так много журналистов уходят в условный «шоу-бизнес», не меняя места работы – только лишь из желания нравиться тем, кого они приручили.
За мессианство, которое почти никогда не бывает созидательным. Разрушать – это наш конек. Мы уяснили, что правильность теории доказать куда сложнее, чем неправильность. Без тени сомнений журналисты рушат любые убеждения, растаптывают веру и высмеивают принципы. Мы способны похоронить все, что угодно – для нас острословие куда важнее остроумия.
За цинизм. Мы не верим в хорошее, для нас чернуха – норма жизни. Мы умеем находить самые неприглядные стороны жизни любого героя, старательно оберегая от посторонних свои собственные грехи. Не верим в отвагу и гордость, оцениваем людей исключительно по худшим поступкам в их жизни. Мы твердо убеждены в торжестве материи над духом и убеждаем в этом всех остальных. Наш мир населяют негодяи и взяточники, конъюнктурщики и предатели. Наверное, причина в том, что мы всех судим по себе.
За эгоизм. Мы не служим обществу или идеалам, потому что не верим ни в то, ни в другое. Нас почти невозможно заставить переступить через собственный эгоцентризм. Весь мир – лишь декорации для удовлетворения профессиональных амбиций. На алтарь очередной сенсации мы положим любую святую тему, можете не сомневаться. Журналисты не считаются ни с чем: пресловутые щепки, которые летят от наших материалов, мы воспринимаем как неизбежных жертв нашего «правдорубства» и «объективности». Диктаторам есть чему у нас поучиться.
За трусость. Мы боимся признаться себе в том, что журналистика должна быть субъектной. Журналисты не тачают сапоги, не пекут хлеб, не создают прибавочной стоимости в классическом понимании. Именно поэтому у нас нет права на риторические вопросы, зато есть обязанность искать на них ответы. На худой конец, мы должны формулировать новые риторические вопросы. Все остальное – от лени и малодушия.
За глупость. Среди журналистов все меньше философов и все больше комментаторов. Мы не умеем интерпретировать реальность, разучились слушать тех, кто с нами не согласен, не читаем ничего, кроме комментариев к собственным текстам. Мы убеждены, что если нам что-то не нравится в Моне Лизе, то проблема – в картине. Добродетель мы низвели до уровня «понятия», хотя во все времена это считалось законом. Мы верим в себя, но не в других – и убеждены, что нам платят за недоверие. Привыкли думать, что знаем законы мира – и боимся потерять работу. Умные вещи нам кажутся слишком банальными, чтобы произносить их вслух.
За свободу от обязательств. Нам все равно, что случится с героями наших материалов, гиппократовский принцип «не навреди» мы считаем проявлением непрофессионализма. О героях своих публикаций журналисты не вспоминают почти никогда. Тираж материалов для каждого важнее человеческих судеб и чьих-то идеалов. Кроме нас так ведут себя только саранча и политтехнологи.
За упрощения. Готовить людей к трудному миру куда сложнее, чем к легкой войне. И вряд ли удастся снискать популярность масс на первом поприще. Зато массовое сознание, где всегда есть место первобытному желанию найти виноватого, с радостью будет аплодировать тем, кто укажет ему врага. И потому мы не стремимся усложнять: ни свои тексты – в угоду здравому смыслу, ни свои выводы – в угоду собственной совести. Мы вообще не верим в совесть. Это понятие нам заменила слепая вера в условную «объективность».
За серость. Мы относимся хорошо к кому-то не из-за моральных качеств, а из трусости. Не пишем того, что думаем, из боязни вызвать ответную реакцию. Оправдываем себя, что журналистика должна быть под стать обществу, и с негодованием отвергаем обратное. Твердим о редакционной политике и молчим об убеждениях. В нашей профессии не осталось ничего такого, ради чего стоило бы чем-то жертвовать. Количественные показатели давно победили качественные.
За поверхностность. Вряд ли театральный актер, сыгравший сталевара, полагает, что может варить сталь. Но стоит журналисту создать материал о металлургии, как он тут же начинает считать себя авторитетом в этой сфере. Верхоглядство, помноженное на самоуверенность, порождает дилетантов. Это про нас: мы уверены, что не повторяем чужих глупостей – и потому произносим свои собственные.
За конспирологию. Мы напрочь забыли призыв не искать злого умысла там, где можно все объяснить глупостью. Наше стремление к сенсации вульгарно. Справедливое подозрение, что где-то есть люди умнее нас, заставляет нас повсюду искать кукловодов, оплетающих мир чередой сложнейших заговоров. А затем отчаянно сражаться с каждой мельницей, в которой нам чудится великан.
За лицемерие. Мы экономим самих себя. Мечтаем о сытой жизни, оплачиваемых командировках, дешевых кредитах и дорогих наградах. Славим героев – и боимся поменяться с ними местами. Маскируем за «интеллигентностью» отсутствие точки зрения. Ругаем цензуру в отношении себя и приветствуем – в отношении других. Хвалим свою профессию – и мечтаем уберечь от нее собственных детей.
Мы все похожи. Тайный орден, в котором статус определяется тиражами и узнаваемостью. Пишущая армия, где звания раздаются в зависимости от бюджета СМИ. Четвертая власть, узурпировавшая право на правду в отношении всех, кроме самой себя.
Но, несмотря на все это мы останемся. Нас будут ругать и слушать, клеймить и смотреть, обвинять и читать. Лишь потому, что все, описанное выше, лежит на одной чаше весов. А на другой – заурядный факт, дающий нам право на наши недостатки: мы – такие же как вы.
Хоронить профессию или работать? Журналисты обсуждают свое настоящее и будущее
Наступление жесткой политической цензуры по всем фронтам, фактическое закрытие одних оппозиционных изданий и присвоение статуса «иностранного агента» другим изданиям или журналистам, не могло не задеть весь журналистский цех страны. Обеспокоенность ситуацией четче других выразила в своем блоге главный редактор сетевого издания «Холод» Таисия Бекбулатова, написав:
Все время с тех пор, как я поступила на журфак, российской журналистике становилось все хуже — но, кажется, так плохо, как сейчас, не было никогда. Издания закрываются уже каждую неделю, звания иноагентов и нежелательных организаций раздаются направо и налево, десяткам независимых журналистов попросту негде дальше трудиться. Многим стало опасно даже находиться в стране.
У нас такая работа, что пафос в ней не очень уместен, но сейчас я его себе позволю. Я не понимаю, что дальше будет с моей профессией. Кто будет сохранять ее уровень, когда все закроется? Откуда возьмутся профессиональные журналисты, когда этот мрак наконец закончится, если сейчас они все будут выдавлены из СМИ?
Мы редко рассуждаем о таком публично, но сегодня мы в «Холоде» решили запустить кампанию #запрещенная_профессия, чтобы услышать мнение коллег о происходящем. Пока мы еще можем его высказывать.
Присоединяйтесь. Зафиксируем происходящее — хотя бы для истории…»
И журналисты, и не только они, отозвались на этот призыв, отозвались по-разному.
К примеру, Виктор Ядуха был предельно лаконичен и пессимистичен:
«У современного журналиста в России две проблемы: нет читателя и нет его самого…»
Гораздо более развернутую характеристику ситуации дала известная журналистка Ольга Алленова:
Теряя репортеров, мы теряли понимание о том, что происходит в нашей стране.
Нужна ли в современном обществе журналистика?
Журналистика существует уже пять столетий. В России еще при первых Романовых готовились рукописные газеты — «Вестовые письма» и «Куранты». В них излагались переводные новости из голландских, немецких, шведских, польских газет. Первая печатная русская газета появилась при Петре I. По замыслу императора в ней должно было сообщаться о «заграничных и внутренних происшествиях». 16 и 17 декабря 1702 г. вышли в свет первые номера «Ведомостей». С 1703 года «Ведомости» выходили регулярно. Изобретение в конце XIX века радио, а в первой четверти XX века и телевидения вывело развитие журналистики на новый уровень. Научно-технический процесс не только позволил ей развиваться в техническом смысле, но и дал бесчисленное количество тем для освящения. Многие годы журналистика волновала сердца, формировала мнение общества, освещала важнейшие события. Однако в наше время наблюдается потеря интереса людей к СМИ, растущая популярность блоггеров (которые, по мнению некоторых, вполне могут заменить журналистов), в связи с этим возникает вопрос: «Нужна ли в современном обществе журналистика»?
Мой ответ — безусловно, да. Журналистика — одно из важнейших социальных явлений современной жизни, обеспечивающее бесперебойное взаимодействие между личностью, группой людей и обществом в целом. Она не заключается в создании газет, журналов, теле и радиопередач. Ее цели не изменились, их достаточно четко сформулировал Ясен Николаевич Засурский, профессор Московского Государственного Университета, возглавлявший факультет журналистики 42 года: информировать, просвещать и развлекать. Людям по-прежнему нужны свежие новости, предоставляемые прессой: культурному человеку крайне неудобно чувствовать себя выпавшими из круговорота событий. Просветительская работа тоже осталась в журналистике: сам факт того, что благодаря «четвертой власти» общество узнает неизвестное или недоказанное ранее, свидетельствует об образовательной функции, исполняемой «акулами пера». Об исчезновении развлекательной задачи журналистики не может быть и речи. Данная функция «всепроникающая», так как действенного выполнения всех иных целей можно достичь только в том случае, если их материалы читаются, смотрятся, слушаются «с удовольствием», приносят интеллектуальное наслаждение, радость познания нового и интересного.
Кроме этого, в XXI век — эпоху блоггинга, когда каждый может высказать свое субъективное мнение, профессиональная журналистика необходима как никогда: именно она дает объективное видение различных ситуаций. Важным отличием журналиста от блоггера, обуславливающее вечное существование журналистики, является необходимость первого предоставлять исключительно достоверную и проверенную информацию. Блоггер не обязан давать отчет аудитории в данных, озвученных им: он иллюстрирует необъективную оценку многих событий. Журналист дает обществу доступ к качественному контенту: в опубликованном им материале вероятность лжи равна 0.
Таким образом, естественно, в современном обществе журналистика необходима. Она по-прежнему оказывает влияние на формирование общественного мнения людей, информирует свежими новостями, просвещает и предоставляет исключительно проверенную информацию.