что в итоге в беларуси
«Система двадцатилетней давности». Эпидемия коронавируса в Беларуси
Незадолго до появления нового штамма коронавируса «омикрон» в Беларуси была зафиксирована сильная волна заболеваемости и смертности. На лечении от последствий заражения в Беларуси находятся более 23 тысяч человек. Все это сопровождается особым режимом, введенных для заболевших Минздравом: нет отработанной схемы для больных, а люди ездят с температурой в поликлиники, никто не контролирует их состояние после положительного теста, людей не изолируют.
Для производства медицинского кислорода привлечены военные и промышленные гиганты. На авиационных базах ВВС и войск ПВО, где есть соответствующее оборудование, начали производить медицинский кислород и поставлять в учреждения здравоохранения, сообщали каналы государственного телевидения: «За одну рабочую кампанию мы добываем порядка 25 тысяч литров жидкого кислорода. Это исключительно медицинский кислород, где есть высокое процентное содержание, не ниже 99,5% согласно ГОСТ», – рассказал начальник технического газообеспечения авиационной базы ВВС и войск ПВО Владимир Лозовский.
Производство медицинского кислорода начато на заводах «Нафтан», «Полимир» и «Гродно Азот», а основной производитель, ОАО «Крион», перевел абсолютно все свои мощности на его выпуск.
При этом не согласных с режимом медиков продолжают увольнять. По сообщению телеграм-канала «Белые халаты», 3 декабря списки на увольнение и прочие меры притеснения были посланы и в Городскую клиническую инфекционную больницу Минска. Здесь занимаются лечением самых тяжелых больных, разрабатывают протоколы лечения и проводят исследования, связанные с эпидемией COVID-19. Уволят якобы 47 человек, часть из них доработает до конца контракта, часть подвергнется давлению для увольнения по собственному желанию, части сделают выговоры. Официальных подтверждений этой информации нет. Тем не менее Минздрав вдвое увеличил максимальные часы переработок для медиков. Ранее по закону продолжительность труда медработников не должна была превышать норму – 900 часов в год. Теперь этот показатель увеличили.
В итоге белорусам доступны только две вакцины: российская «Спутник V» и китайская Vero Cell. Желающие привиться другими препаратами белорусы покупают туристические туры в Румынию или Украину: в первой доступна однокомпонентная прививка Johnson&Johnson, а чтобы получить двухкомпонентную прививку Pfizer, требуется два раза посетить Львов.
На фоне растущей статистики смертности от коронавируса в стране был отменен обязательный масочный режим. 25 октября в организации в Минске начали массово приходить требования убрать все упоминания о соблюдении масочного режима из общественного транспорта, кинотеатров, кафе, ресторанов, магазинов и других мест массового скопления людей.
Один из сотрудников кафе, которого я попросила прокомментировать ситуацию, разводит руками: «Мы сами не очень понимаем, что происходит. Просто был эфир с президентом, который сказал, что за маски штрафовать больше не надо. При этом письменное предписание от санэпидемстанции никто официально не аннулировал, так что сами мы маски носим, клиентам – только рекомендуем».
Смертность от коронавируса растет и среди детей. Сообщается, что в городе Барань от последствий заражения умерло двое детей, а в Витебском роддоме умерла роженица.
Мой собеседник Виктор (он попросил не публиковать его фамилию, но редакции она известна. – Прим. РС), врач скорой помощи, педиатр, рассказывает о том, что есть случаи смерти новорожденных от коронавируса: «Это дети, родившиеся недоношенными, они находились на выхаживании и подхватили ковид. В одном случае один заболел, а второй нет. Дети в эту волну болеют как никогда. Именно в эту волну (четвертую) количество заболевших детей значительно больше, чем в предыдущую. Раньше мы говорили, что новорожденные не болеют, сейчас я даже отвозил 12-дневного ребенка в детскую инфекционную больницу. Его папа заболел, у ребенка взяли анализ, как у контактировавшего с ним, и тест оказался положительным. Ночью он затемпературил, кашлял. Благо, что дети переносят болезнь легче. У взрослых сейчас очень тяжелая пневмония, больше тяжелых случаев, чем раньше».
Люди не осознают уровень опасности, потому что им никто толком не объяснил критичность положения. На фоне таких новостей глава государства предположил, что эпидемия коронавируса помогает уменьшать число пациентов с гриппом и раком. По словам Александра Лукашенко, в больницы их стало обращаться меньше, чем ранее. Белорусские медики комментировали это по-разному. К примеру, Ольга Садовская, врач-фармаколог, ранее работавшая в 6-й клинической больнице Минска, написала в фейсбуке: «Вы услышали, как он четко описал отношение государства к ковиду? Цитата не дословная, но близкая к оригиналу: «Это вам (врачам) лечить больных ковидом тяжело. А нам (государству) не тяжело, нам тяжело лечить онкологических пациентов (потому что дорого)». Ольга Садовская считает верным призыв демократических сил Беларуси носить маски в знак протеста:
– Это хорошая идея, чтобы людей хоть как-то стимулировать носить маски. Минздрав в этой ситуации решил усидеть на двух стульях и менял свое мнение прямо в прямом эфире. Сначала маски не нужно носить, потом сказали, что не нужно их носить в общественных местах и в транспорте. В итоге они написали, что отменяется административное наказание за неношение масок, и в тот же день сделали рассылку гражданам Беларуси с рекомендацией носить маски. Эта слабая позиция сильно расстраивает. Граждане были не то чтобы против ношения масок. Все это время были разные рекомендации со стороны властей – то носить маски, то не носить. Люди в такой ситуации принимают собственное решение. Люди не осознают уровень опасности, потому что им никто толком не объяснил критичность положения. Если бы официальная статистика более или менее отражала реальный уровень заболевших, люди бы понимали, что это действительно реальная болезнь, которая уносит тысячи жизней, и они бы лучше соблюдали меры предосторожности. К сожалению, акцента на катастрофической ситуации власти не делают.
– Какова официальная и реальная статистика по Беларуси?
– По официальной статистике число случаев заболеваний в сутки чуть меньше двух тысяч. По смертям – 12–15 ежедневно. Это стабильно. Если мы посмотрим на графики по статистике в других странах, там видны естественные пики и падения, в Беларуси – прямая линия, все стабильно. Я точно знаю, что в Минске за сутки умирают по меньшей мере 15 человек только в одной клинике. За одни выходные в четвертой больнице умерло 48 человек. Мы можем экстраполировать эти данные на страну и понять, что официальные данные занижены.
Реальные данные по любым заболеваниям у нас всегда были занижены – такова политика. Самый наглядный пример – смертность от инфаркта миокарда. Нельзя умирать от инфаркта миокарда. То же самое с ковидом: признать сейчас реальный уровень смертности – это признать свое поражение. А про белорусскую вакцину просто смешно слушать. К 2023 году слишком много белорусов умрет и не дождется этой вакцины.
– Есть информация, что сейчас стали меньше делать ПЦР-тестов…
– Да, стали меньше делать, перевели большинство пациентов на диагностику с помощью экспресс-тестов на антиген. Во-первых, этот тест является менее чувствительным, чем ПЦР. Соответственно, есть ложноотрицательные случаи. Поэтому реальных случаев заболевания регистрируется меньше.
– Опишите, пожалуйста, ситуацию, в которой работают врачи в Беларуси.
– Ситуация критическая и сложно управляемая. Например, в больницах, которые перепрофилированы под ковид, отделение рассчитано на 50 коек, а там лежит 70–80 пациентов. При этом дополнительных врачебных ставок не вводят. Врачи перегружены в два раза. И это все происходит на фоне того, сколько специалистов уезжает. Буквально за несколько месяцев мы увидели, что количество вакансий и потребность во врачах и специалистах в Беларуси выросла на тысячу. Это говорит о том, что тысяча врачей уехали или просто ушли из специальности в то время, когда Беларусь остро нуждается в квалифицированных специалистах. Но государство не старается ничего делать, чтобы создать им условия для работы. Сейчас мы видим новый приказ министерства здравоохранения, в котором говорится, что врачи теперь могут официально перерабатывать. То есть раньше они перерабатывали выше нормы неофициально, это разными схемами проводилось через отдел кадров и табелирование (человек работает в два раза больше, а получает зарплаты в полтора раза больше). Сейчас этот рабский труд уже узаконили, пытаясь таким образом покрыть необходимость в специалистах. Врачи перегружены, они не успевают отдохнуть и восстановиться. Я знаю, что очень многие мои коллеги за полтора года буквально выгорели. Особенно анестезиологи и реаниматологи. Это большая проблема. Это связано с рутиной и бесперспективностью работы. Проблемы с кислородом до сих пор продолжаются, есть перебои. Для некоторых пациентов это критично. Глобальная проблема с подачей кислорода не была решена. Весной-летом этого года, когда пациентов было меньше, была возможность провести работу над ошибками, что-то исправить, провести технические работы, чтобы наладить систему подачи кислорода, которая бы соответствовала потребностям. Сейчас работает система двадцатилетней давности, которая не рассчитана на такую нагрузку. К сожалению, ничего не было сделано.
– Лукашенко заявил, что западных вакцин в Беларуси не будет, потому что люди, привитые ими, могут беспрепятственно уехать. Как вы можете это прокомментировать?
– Мне сложно комментировать эти слова. Никто не может понять эти логические цепочки. Понятно, что любую здравую идею подводят под западных кукловодов и происки оппозиционеров. Люди мотивированы тем, что они хотят иметь выбор. Если вы хотите, чтобы население вакцинировалось, предоставьте им выбор, предоставьте им те вакцины, которым он доверяют.
– Почему белорусы не доверяют российской вакцине?
– К сожалению, вакцина «Спутник V» утратила доверие, которого она достойна. На самом деле, это хорошая вакцина. И мы видим это по результатам исследований производителей, которые проводились в Аргентине. Там три миллиона человек участвовали в этих исследованиях. Эта же вакцина помогла справиться с эпидемией в Сан-Марино («Спутник V» не одобрена для применения в ЕС, но жители островного государства прививались ей из-за недостатка летом вакцин одобренных. Тем не менее, это, согласно статистике, не помогло избежать очередной вспышки осенью этого года – Прим.РС), в Мексике тоже есть исследования, которые свидетельствуют о качестве этой вакцины. Обидно и грустно видеть, как белорусы едут прививаться в Киев, во Львов. Хорошо бы, чтобы инициатива, которую начал штаб Тихановской, осуществилась, и в Беларусь привезли миллион доз вакцин. Просто хочется верить в здравомыслие Минздрава, чтобы они дали на это разрешение, потому что это зависит только от них.
– Что вы думаете по поводу анонса выпуска белорусской вакцины к 2023 году?
– Заявлено, что якобы в Академии наук разработана какая-то платформа для новой вакцины. Не говорится, какого типа она будет (одновекторная, инактивированная либо белковая). Мы знаем, что для производства этой вакцины будет построен завод, что вызывает очень большие сомнения в реальных сроках производства. Если мы сейчас с нуля начнем строить завод, учитывая вообще затягивание сроков строительства подобных объектов, вряд ли он будет построен через год. И вряд ли к 2023 году уже будет выпущена вакцина, готовая к массовому использованию, которая прошла все стадии клинических исследований (это обязательное условие для регистрации вакцины). Пусть даже в укороченной форме, клинические исследования занимают полгода. Эта идея кажется мне совершенно нереалистичной, – считает врач-фармаколог Ольга Садовская.
Жизнь белорусов после протестов превратилась в ад
«Мы носим в сумочках зубную щетку и нижнее белье, любой выход из дома может закончиться в СИЗО»
Тема протестной Белоруссии давно слетела с повестки дня. Многотысячные протесты поутихли, Лукашенко остался у власти. Но с тех пор жизнь белорусов кардинально изменилась. Правда, рассказывать об этом сегодня некому — почти все независимые журналисты под арестом. Мы выяснили, почему белорусы стараются лишний раз не выходить из дома, что думают про российских силовиков и как справляются со стрессом.
Когда-то Ольга Бельмач работала на белорусском государственном телеканале, вела новости, получала высокие награды. Уволилась после четвертых выборов президента Беларуси в 2010 году. Устроилась на радиостанцию. После последней президентской кампании ушла и оттуда. Сейчас Ольга преподает этикет и технику речи.
— Когда начались протесты, я предложила землякам некий ход, благодаря которому можно отвлечься от происходящего в стране, потому что люди оказались слишком погружены в политические события, — говорит Ольга. — Первые несколько месяцев после выборов мы все зависали в Интернете, пытались понять, что происходит и насколько велики масштабы бедствия. Не получалось переключиться на что-то другое. Все бытовые проблемы казались второстепенными. Еда, посиделки с друзьями, работа уже не имели значения. Любая встреча с приятелями сводилась к разговорам о происходящем в стране.
— Да, в такой ситуации людям явно не до этикета.
— Мне тоже казалось: какой этикет, когда в стране нарушены базовые правила? Этикет — более высокий этаж, не фундамент. А у нас возникли проблемы с фундаментом, в котором образовались трещины. Я думала, никто не откликнется на мое предложение. Ошибалась.
Более того, до выборов на моих курсах уже занималась группа. Когда начались протесты, я предложила сделать перерыв, потому что было опасно выходить из дома.
Любой, кто выходил на улицу, воспринимался как митингующий. Не важно, куда ты направлялся, в аптеку, магазин или на занятия. Поэтому я посоветовала своим ученикам в целях безопасности не шляться лишний раз куда-то.
Но меня попросили не делать перерыв. Оказывается, людям необходимо было хотя бы на несколько часов отключаться от текущих событий. Формат своих занятий я немного изменила. Например, раньше урок по технике речи начинала эмоционально, много жестикулировала, чтобы будоражить собравшихся на эмоции. В острый для страны период я применяла обратный прием — первые полчаса говорила как гипнотизер, неторопливо, спокойно, тихо. Таким образом успокаивала нервную систему людей, потому что никто не мог сосредоточиться, отвлечься.
— К психологам белорусы сейчас чаще обращаются?
— Белорусы оказались не готовы общаться со специалистами, — продолжает Ольга. — Для них более приемлемый вариант — просто отвлечься от мыслей. Когда я рассказывала ученикам про этикет, как сделать жизнь красивой и правильной, им казалось, что на время они выныривают из реальной жизни.
Мне казалось, что появился некий всплеск востребованности на подобные дисциплины, чтобы просто продолжать жить, думать о чем-то другом и верить, что нормальная жизнь рано или поздно возобновится. Людям нужна была надежда, вера, что все эти навыки пригодятся, мы начнем снова нормально жить, ходить в кафе, красиво одеваться, а не носить одежду, в которой удобно сидеть в СИЗО на Окрестина. Ведь сейчас многие мои знакомые носят в сумочках зубную щетку и нижнее белье, потому что выход из дома может закончиться в спецприемнике. Так что жизнь белорусов с тех пор изменилась кардинально.
«Дети играют в задержание»
— Зачем люди носят с собой зубную щетку, ведь протесты практически сошли на нет?
— До вас не доходит вся информация. В Москве не говорят о нас, потому что сто тысяч людей не выходят с протестами. Но ничего не закончилось. Просто за выход на улицу нас стали сильно бить, наказывать штрафами и арестами, поэтому протестные акции немножечко раздробились, стали не такими масштабными. Народ собирается не в одной точке, а в разных местах, чтобы их сложнее было ловить.
На самом деле для нас наступили более ужасающие времена. Аресты продолжаются. На прошлой неделе дети 12–14 лет возвращались с занятий. Их задержали, отобрали телефоны, лишили связи с родителями, запугивали, хотя они ничего не скандировали.
В Беларуси человека теперь могут забрать на ровном месте, поэтому мы изменили свои привычки, стали носить с собой нижнее белье, потому что на Окрестина нет возможности поменять нижнее белье. Удобнее и теплее одеваемся, берем с собой лишний шарфик на всякий случай, ведь в изоляторе отключают отопление. Среди моих знакомых не осталось человека, у кого близкие не отсидели в ИВС. И речь идет не об отщепенцах, это элитарный слой общества.
— Как на детях отразились протестные настроения?
— В ситуации оказались завязаны все — и дети, и взрослые. Школьники на уроках рисуют картинки про митинги, пишут «Жыве Беларусь». И не потому, что их родители оказались на митинге, они сами видят эти картины на улицах. Маленькие дети тоже не в изоляции находятся. Они пока не понимают, что происходит, но боятся дядей в черных одеждах и скафандрах.
У меня под окнами находится детский сад. Я наблюдаю, как шестилетние малыши играют в задержания, берут палки и заламывают друг другу руки. Перестроились многие детские секции. Например, раньше кружки работали по воскресеньям — и только в этом году по выходным кружки не функционируют. Потому что на выходные велика опасность угодить в автозак. Теперь секции проводят чаще в будний день.
Если все-таки занятия выпадают на выходной, то их время отодвигается на раннее утро. Дети видят, что меняется жизнь, происходит что-то страшное, поэтому уровень стресса у них достаточно высокий. На их глазах родителей наказывают за бело-красно-белые шторы, домой приходят социальные службы, ставят семьи на учет, грозятся, что отберут детей. Родители постоянно проводят с детьми беседы, советуют, как себя вести, если ребенка задержат. Даже маленьких детей учат, что при задержании, если не разрешат поговорить по телефону, нужно просто набрать номер мамы и оставить звук, чтобы родители слышали, что происходит. Если раньше мы спасали детей от маньяков, то сейчас защищаем от милиции.
«Болота тлеют долго»
— Какая сейчас обстановка в Минске, силовики контролируют город?
— Еще как. Белорусов продолжают хватать на улице. И весь ужас в том, что задерживают нас не люди в форме, а мужчины без опознавательных знаков. Это дяди в черных одеждах, их лица закрыты балаклавами. Мы шугаемся людей в черном. Если видим со спины какого-то мужчину в черном или спортивном трико, у нас срабатывает инстинкт — это точно «он». Выдыхаем, если его лицо без балаклавы.
— Как происходят задержания на улицах?
— Всегда непредсказуемо. Дядя выскакивает непонятно откуда и не понятно, на каком основании хватает именно тебя. В этом весь ужас и страх. Если бы это был спецназовец, омоновец, милиционер, хотя бы понятно, кто применяет к тебе силу. А в данной ситуации ты не понимаешь, это бандит или силовик. Эти люди везде, просто они не всегда заметны, пока не схватили кого-то.
— Рядом с таким человеком всегда стоит черный воронок без номеров?
— Машины могут быть не всегда черные. Темно-синие, бордовые. Но от черных «бусов» нас передергивает. Помню, в августе я возвращалась домой с йоги. На мне были короткие шорты. Около подъезда сидели мужчины в черном. Они откровенно смотрели на меня, и вдруг один другого толкнул в плечо, мол, смотри на эту. Я труханула. Первое желание — развернуться и бежать со всех ног, подумала, за мной пришли.
Они заметили, что я стопарнулась и готова улепетовать. Поняли причину моего страха, засмеялись: «Дурочка, мы ноги твои обсуждаем». То есть они отреагировали на меня как мужики, а я расценила их взгляды так, что надо спасать свою жизнь. С одной стороны, это смешно, а с другой — ужасно.
С подобными ситуациями сталкивались многие мои знакомые. Страшно сейчас всем. Страшно и тем, кто по ту сторону баррикад. Они ведь тоже не защищены, тоже рискуют быть схваченными, их детей также могут забрать. Нет гарантий, что их не коснется подобное. Может, потом разбираются, но, по-моему, не очень.
— Можно сказать, что у белорусов сейчас страх преобладает над злостью?
— Злости нет, а вот страх и отчаяние присутствуют. Но нас не заткнули, нам только сильно связали руки.
В Беларуси большую территорию занимают болота. Когда они горят, сверху их можно потушить, а внутри они продолжают тлеть долго, чем и несут опасность. Невозможно предугадать, где дальше вспыхнет. Сейчас мы сравниваем себя с этими горящими торфяниками. Снаружи их вроде потушили, но внутри идет тление. Поэтому сейчас народ в напряжении — и те, кто на стороне оппозиции, и те, кто на другой стороне и кто не определился. Не важно, кто ты — кассир в магазине, чиновник, профессор.
— Думаете, долго еще жить белорусам в страхе?
— Долго. Даже если все закончится, то страх останется. Люди боятся собираться кучками. На прошлой неделе с улицы забрали экскурсовода и всех, кто присутствовал на экскурсии. Людей не отпустили, выписали штрафы. Сейчас в Минске нельзя собираться компанией из пяти человек, это сразу расценивают как митинг. Запретили встречи выпускников в школах.
Нам стало страшно жить в собственной стране. Многие уехали в Украину, Литву, Польшу, кто-то подальше. В Россию уезжают в меньшей степени, потому что там беглецов выдают в случае чего.
— Люди успевают продать недвижимость?
— У нас сильно обвалились цены на недвижимость. Белорусы за копейки продают хорошие квартиры с ремонтом, мебелировкой, техникой. Но спроса нет. Пока новые квартиранты сюда не торопятся, ждут, когда обстановка устаканится. Ведь задерживают на улицах не только белорусов. У нас дали три года женщине со швейцарским гражданством, сидит американец. Их пытаются вытащить посольства, но это длительная процедура.
«Я крамольный товарищ»
— Вы сравниваете наши протесты с вашими?
— У нас протесты другие. Милота белорусов заключается в том, что мы четко решили — нарушений не допустим. В любой толпе есть провокаторы и просто глупые, но в большинстве своем белорусы действовали без насилия, поэтому мы не чувствуем за собой греха. Мы ничего не нарушили, старались действовать деликатно и корректно. Россияне нас упрекали, что мы все профукали, можно было быстро провернуть революцию. Но белорусы не хотели войны, стояла задача отстоять свои права.
— Вы много лет работали на гостелеканале. Перед вами ставили задачи, как освещать те или иные события?
— Да, в этом плане я крамольный товарищ. Работала на госканалах, была ведущей новостей, удостоилась самой высокой награды в нашей телеиндустрии как лучшая ведущая новостей.
По внутренним ощущениям — журналистам и ведущим не поступало какой-то явной цензуры сверху. Мы просто настолько сами зацензурированные изнутри, что не допускали мысли, что можно как-то иначе транслировать информацию. Мы так долго варились в этом котле, что выработалось понимание, как надо делать работу. Могу честно сказать, никто не заставлял преподносить информацию, сверху цензура была минимальная. Так что скорее мы все были подвержены самоцензуре, в которой живем с советских времен.
— Белорусы следят за событиями в России?
— Все отслеживают российские события. Если сравнивать политические процессы, то у вас сейчас происходит то, что происходило у нас в 2010 году, когда после выборов протестующие вышли на улицу, их отлупили — и все разошлись по домам. Потом мы ждали еще 10 лет следующих протестов. У вас сейчас нет явного перевеса. Больше 50 процентов россиян поддерживают действующую власть, поэтому в ближайшее время ничего не произойдет.
— Сейчас события в России сравнивают с белорусскими. Есть отличия?
— У нас избивали людей. А у вас омоновец после того, как пнул в живот женщину, извинился. Ничего подобного в Беларуси не происходило. Такие истории позволяют вашим спецслужбам сохранить человеческое лицо.
У нас к человеку в форме — не важно, охранник, милиционер — заведомо негативное отношение. Он для нас потенциально опасный, от него стараются держаться подальше. Потому что, если у нас начинают бить, то тормозов нет, будут бить больно. Так что у вас более лояльная ситуация. Мне кажется, этот факт не позволит вашим митингам выйти за какие-то рамки. Протесты успокоятся, народ угомонится, и будет, как в Белоруссии, — болото, которое будет тлеть.
— История с той женщиной, которую пнули в живот, имела продолжение. Ее затравили в Сети, некоторые журналисты обвиняли ее в том, что она сама виновата.
— В этом еще одна разница между нами и вами. У вас жертв гнобят, а у нас поддерживают. Если вдруг какое-то кафе закрыли по политическим мотивам, то не важно — нужен тебе их кофе или нет, ты придешь и купишь. Люди поддерживали частников, бизнесменов, пожилых, подростков, всех, кто пострадал. Многие даже мучились угрызением совести, что они не побывали на Окрестина. Мол, как же так, все там уже отметились, а я какой-то ненормальный? Некоторые корили себя, что недостаточно помогали пострадавшим.
Если у вас народ еще рассчитывает на помощь государства, то белорусы надеются только друг на друга. Мы впервые стали самостоятельным народом, со своим менталитетом. Еще недавно белорусы не любили собственный язык, орнамент вышиванки, а сейчас мы осознали, что нам нравится наш язык, культура, это нельзя потерять.