квартиры в доме коммуне на гоголевском бульваре
Квартиры в доме коммуне на гоголевском бульваре
Подпишитесь
на нашу email-рассылку
Дом-коммуна на Гоголевском бульваре
В третьем корпусе дома на Гоголевском бульваре, 8, нет ни одной квартиры больше 36 м², но это не мешает его жильцам считать, что им очень повезло. Елена Гонсалес рассказывает о победе мирового коммунизма в отдельно взятом доме.
Дом-коммуна на Гоголевском бульваре – младший брат знаменитого дома Наркомфина. Он был спроектирован и построен в 1929–1931 годах той же группой архитекторов под руководством Моисея Гинзбурга. Они разрабатывали для Стройкома РСФСР новый тип экспериментального жилища, в котором все бытовые потребности людей – питание, гигиенические процедуры и досуг – должны были быть отделены от личного пространства, где предполагалось предаваться исключительно «высоким» занятиям – самообразованию и отдыху.
Иван Леонидов — архитектор и один из членов жилищного товарищества.
Дом на Гоголевском относился к так называемому переходному типу: столовая, прачечная, детский сад, спортзал и даже солярий были выделены в отдельные блоки, но в жилых ячейках все же сделали уступки «мелкобуржуазному сознанию» в виде небольшого кухонного блока, индивидуального туалета и душевой кабины. Первыми членами жилищного товарищества «Показательное строительство» (таково официальное название дома на Гоголевском бульваре) стали молодые архитекторы. Они на себе готовы были испытать особенности «нового быта». Таким образом в 1931 году сложилась уникальная архитектурная коммуна, в которую входили Михаил Барщ, Игнатий Милинис, Михаил Синявский, Вячеслав Владимиров, Любовь Славина, Иван Леонидов, Александр Пастернак, Андрей Буров и другие, “написавшие” впоследствии историю русской архитектуры.
Можно долго рассказывать о конструктивных особенностях этого дома: о двух- и трехуровневых ячейках, о редких для того времени горячем водоснабжении и лифте, о новых прогрессивных материалах: камышите – бетоне с наполнителем из камыша, фибролите и ксилолите. А можно вместо долгих описаний рассказать чудесную семейную историю, в которой и время, и архитектура, и люди, и жизнь, и слезы.
Началось все с приезда Ле Корбюзье в начале 1930-х в Москву, где он строил здание Центросоюза. Участвуя в конкурсе на здание Дворца Советов, Корбюзье познакомился с представителями советского архитектурного авангарда, смелость которых его искренне восхищала. Особенно интересовал его Иван Леонидов, и француз попросил отвести его в мастерскую молодого архитектора. У Леонидова в то время не было не то что мастерской, но и просто нормального жилья (зато имела место борьба с «леонидовщиной» как мелкобуржуазным проявлением индивидуализма в архитектуре). Всполошившиеся власти выделили архитектору ячейку в доме на Гоголевском, но ордер не выдали. Некоторое время жизнь Леонидовых напоминала дурной сон: шла постоянная борьба с опечатыванием квартиры – в любую минуту их могли выселить. Но, несмотря ни на что, члены товарищества были молоды, веселы и амбициозны. В одно прекрасное утро на всех дверях стараниями местных шутников появились таблички с именами «новых жильцов»: Леонардо да Винчи, Палладио, Витрувий. Вернувшись домой, юная жена Леонидова в ужасе увидела на своей двери фамилию «Пиранези» и горько заплакала. Соседям пришлось уверять бедную женщину, что Пиранези отнюдь не претендует на их жилплощадь и вообще умер в XVIII веке. «А я думала, вместо нас грузина вселили», – всхлипывала Леонидова. Эту историю рассказала мне внучка Леонидова Мария. Они с мужем – тоже архитекторы и нежно любят дом, в котором ее дед прожил большую часть своей жизни.
Поразительное дело! Казалось бы, эксперименты с внедрением «нового быта» потерпели фиаско и утопический пыл авангардистов рассеялся словно дым. Но, как говорил Корбюзье, «жизнь умнее архитектора». Сегодня квартиры в доме-коммуне оказались востребованы людьми, которых социологи относят к так называемым metropolitan singles – городским одиночкам. Именно они устраивают в «типовых ячейках» свой персональный рай.
Живописные портреты на стене (один – самой Елены, другой – ее дочери), уютные кресла. Мы всегда опознаем такие квартиры, как «свои», это квартиры наших бабушек и дедушек или двоюродных тетушек, к которым так приятно забежать. И трещинки на ксилолитовом полу, технологическом прорыве 1920-х, сегодня словно кракелюры на старинной картине.
Квартиры в доме коммуне на гоголевском бульваре
ДОМ-КОММУНА НА ГОГОЛЕВСКОМ БУЛЬВАРЕ
Жилой комплекс на Гоголевском бульваре, 8 (1929-1930 гг) редкий и достаточно хорошо сохранившийся пример конструктивисткого жилья. Здесь молодые архитекторы не только построили два корпуса (два жилых, а один служебный), но и сами в них поселились, чтобы на себе проверить социальные концепции передовой архитектуры. Задуман он как «дом переходного типа» — его двоюродные братья стоят ещё в других районах Москвы, а также Екатеринбурге и Самаре. Некоторые уже снесены, некоторые отселены, а на Гоголевском живут в том числе и потомки самого смелого поколения русских архитекторов. Каждая семья живет в отдельной, оснащенной всеми удобствами квартире-ячейке − или большой приличной двухсторонней трехкомнатной квартире или же, в другом корпусе, в многоуровневой ячейке типа F (из архитекторов в большой поселился только Александр Пастернак, его более известный брат Борис тоже прожил тут два с половиной года). В «эффах» уже душ, а не ванна, кухонный элемент-шкаф, одна спальня и одна, полуторной высоты. гостиная. В первом этаже были залы столовой и клуба, в отдельном домике прачечная. Крыши были плоскими террасами, на высоте пятого этажа их соединял мостик. Стройматериалы − передовой тогда железобетонный каркас и легкое заполнение. Собственно, сама архитектура должна была не только показывать преимущества новых рациональных методов проектирования и строительства для решения наболевшего «квартирного вопроса» (на 1931 год приходится пик обеспеченности жильём в довоенной Москве), но и постепенно приобщать жителей к общему быту и жизни в одном коллективе, но, в отличие от домов-коммун тут это не было обязательным. Более известный дом − дом Наркомфина ушел в 2017 году на реставрацию — он последние годы напоминал руину, чего здесь удалось избежать, в том числе потому, что дом на Гоголевском всегда оставался жилым.
Владилен Разгулин, режиссер, 10 лет назад купил квартиру в Доме. «Недавно нам пытались заменить наш исторический забор на новодел, но мы с неравнодушными жильцами собрались и не дали этого сделать, приведя его железные решетки и бетонные столбы в порядок. Окна нам деревянные раздвижные в коридорах пытались заменить в коридорах на пластиковые стеклопакеты, но тоже отбились: опять же сами скинулись деньгами и заказали их косметическую реставрацию. В общем, есть в доме минимум человек 10 активистов, которые следят за сохранением всех этих исторических деталей нашего дома-коммуны, и, если что, сразу стараемся предпринять все необходимые меры.
Квартиры, конечно, сейчас у всех очень разные, некоторые действительно очень красивые и отремонтированы с большим вниманием и уважением к истории этого дома. У Елены Михайловны Синявской, ветерана нашего дома и его единственного коренного жильца, квартира самая аутентичная: покрытие пола, раздвижные деревянные перегородки кухни.
Кстати, как нетрудно заметить, здесь невероятная путаница с нумерацией квартир. Объясняется это просто: после капитального ремонта в соседнем, «семейном» корпусе (его делали после войны) должны были отремонтировать и наш, с квартирами-ячейками», но не стали этого делать, а просто поменяли местами почтовые ящики, пригласили комиссию и отчитались перед ними: смотрите, отремонтированы оба корпуса. С тех пор эта путаница так и сохранилась. Еще из интересного: настоящих аутентичных этажа в нашем корпусе только первые четыре из шести. Два остальных были надстроены после войны, тогда же и демонтировали этот мостик-переход между корпусами. А квартиры в двух надстроенных этажах самые обычные».
Нам очень повезло. Мы встретились с жительницей дома Еленой Михайловной Синявской, которой в этом году исполнилось 90 лет, а переехала она в этом дом, когда ей было всего три года, в 1931 году. Это потрясающе интересный человек. Елена Михайловна рассказала о своем детстве в доме-памятнике советского архитектурного авангарда, Москве военной и жизни в тех самых, еще не тронутых реконструкцией, старых арбатских переулках.
Детство. В этот дом мы с моими мамой и папой (архитектором М.И. Синявским, одним из авторов дома-коммуны, — прим. ред.) переехали сразу после сдачи объекта, в 1931 году. Главные детские впечатления — это настоящий кооператив, где в 16 квартирах нашего корпуса поселились архитекторы и другие интересные люди. В соседней квартире справа жил Михаил Барщ, он также принимал участие в проектировании этого дома, соседями слева были архитектор Иван Леонидов со своей женой. Все эти молодые ребята горели конструктивизмом, ходили друг к другу в гости, много спорили и обсуждали свои проекты. Мой отец особенно плотно дружил и сотрудничал в Барщем — они ведь вместе спроектировали первый в нашей стране планетарий в свое время (речь идет о Московском планетарии, который Барщ, Синявский и инженер Зунбладт построили в 1929 году, — прим. ред.)
Детей в нашем кооперативе в те годы было очень много, и все вместе мы жили практически одной большой семьей: бегали с ребятами по этим длинным коридорам, а еще очень много времени проводили в нашем дворе. Раньше оба жилых корпуса соединял мостик, по которому мы ходили в гости друг к другу. Сейчас я вспоминаю его и с ужасом думаю, как же он был высоко и при этом выглядел очень хлипко, но тогда…. Тогда мы ни о чем таком не думали, носились везде как угорелые и играли на плоских крышах в любимые детские игры (мостика и плоской крыши корпуса с квартирами-ячейками дом-коммуна лишился после войны из-за надстройки здания дополнительными двумя этажами, — прим. ред.). Самые любимые — как и у всех детей нашего поколения: «Казаки-разбойники», «Классики» и «Ножички».
Двор на двор: сражения детей архитекторов-конструктивистов со сверстниками, живущими в здании современного Государственного музея современного искусства. Да, это сейчас серьезный музей, а тогда, в 30-е, эти два здания бывшей усадьбы Нарышкина (архитектор Матвей Казаков построил их в конце XVIII века, — прим. ред.) были жилыми и обитала здесь по большей части натуральная шпана, а находились наши с ними дома практически вплотную друг к другу. Мы с ними сильно враждовали. Эти два здания (а еще какое-то время здесь был и деревянный барак) заселили после революции, «нарезав» внутри небольшие комнатушки, сделав из старинной усадьбы дом с коммунальными квартирами. И если мы, маленькие дети, просто старались не пересекаться с одногодками из соседского двора, то наши старшие ребята нередко даже дрались со своими сверстниками из этих домов.
Но затем, уже после войны, к середине 50-х, вся эта вражда как-то сошла на нет. В нашей семье в одной из первых появился автомобиль — «Москвич 401». Это было и предметом восхищения со стороны этой шпаны и поводом для мирного общения — многие из них устроились работать таксистами и увлекались автомобилями. Помню, как-то выходим с подружкой из театра, подзываем свободный автомобиль, садимся в салон, я вижу, что за рулем мой знакомый — один из ребят из этого соседнего двора, поэтому не называю свой адрес, а просто говорю: «Домой», и он молча везет нас именно к нашему дому — меня и мою шокированную таким сервисом подружку.
Война. Когда начались бомбежки, мы спускались в подвалы нашего дома — в этом подземелье со старинными сводами мы и пережидали налеты гитлеровцев. Подвалы были крепкими, они ведь сохранились от церкви, которая стояла раньше на месте нашего дома (Церковь Иконы Божией Матери Ржевская у Пречистенских ворот, закрыта и снесена в 1929 году; часть подземных церковных сводов сейчас можно увидеть в дальнем зале ресторана «Баба Марта», который находится в подвальном помещении дома-коммуны — прим. ред.). С началом войны и налетов вражеской авиации на плоской крыше нашего дома установили зенитные орудия, чтобы сбивать с их помощью вражеские самолеты.
Помню страшное 16 октября 1941 года. В этот день началось массовое бегство из Москвы. Все устремились на Курский, толпа людей с вещами растянулась от старого здания вокзала до Садового кольца. Это железнодорожное направление, Горьковское, к тому времени осталось единственным при помощи которого можно было уехать из города. В этот день было официально объявлено: Москва на осадном положении. Эвакуация, конечно, началась еще с начала войны, но именно в этот день, 16 октября началась настоящая паника…
Мир. Родильный дом имени Грауэрмана, где все мы родились, арбатские переулочки на месте еще не построенной «вставной челюсти» — Нового Арбата, несколько любимых кинотеатров недалеко от дома: помимо «Художественного» это еще и «Наука и жизнь», «Пионер», Первый детский в Доме на набережной… Зимой ездили на любимые катки — в Парк им. Горького и на Петровке, который считался в те годы пижонским (старейший каток Москвы, работал с 60-х годов XIX века, закрыт несколько лет назад, — прим. ред.). А вот на популярные в послевоенные годы танцплощадки мы не ходили, предпочитали им вечера в институте — к тому времени я уже окончила школу и поступила в МАРХИ. С однокурсниками мы придумывали и снимали свои фильмы, готовили какие-то выступления.
Помню, как ломали арбатские переулки, бульдозеры, клубы пыли, «разорванные» в итоге этой реконструкции переулки. Мы не протестовали, но и не понимали, зачем это делается, а на итоговый результат смотрели с ужасом. Как я уже говорила, часто и с удовольствием ходили в открытый бассейн «Москва», а уже после того, как его снесли в середине 90-х, я ходила в такой же открытый и сравнительно недалеко расположенный бассейн «Чайка».
Самый ценный экспонат дома-коммуны на Гоголевском бульваре и новое поколение его жильцов. Конечно, за то время, когда дом являлся настоящим интеллигентским кооперативом, состав жильцов сильно изменился. Сначала это были в основном архитекторы, в соседнем корпусе жил брат поэта Пастернака. Но после войны жильцов соседнего корпуса под предлогом проведения в нем капитального ремонта, выселили (вернулись затем в свои квартиры всего три семьи), а их место заняли в основном чиновники и прочие «шишки», место ведь очень хорошее. Из первых жителей дома не осталось никого, кроме меня — теперь я работаю здесь историческим экспонатом. Я и моя квартира, в которой мало что изменилось с 1931 года, даже напольное покрытие осталось неизменным.
В последние лет 10 в доме появилось новое и очень хорошее поколение жильцов. Они знают, что это за дом и специально покупали здесь квартиры. Соседнюю «ячейку», которая изначально принадлежала архитектору Барщу, несколько лет арендовал один предприниматель, мечтая в итоге ее приобрести. Сейчас его мечта сбылась, а еще в то время, когда он арендовал ее, сделал в помещении очень интересный ремонт. Еще одной квартирой владеет Павел Кузнецов, директор Музея Мельниковых, актер Михаил Горевой. И еще ряд новых жильцов — все они большие поклонники конструктивизма и очень тщательно и с большой любовью относятся к истории нашего дома-коммуны.
Как выглядит современная Москва глазами 90-летней москвички. У меня нет особенно любимых зданий в Москве, просто люблю город в целом. Эти маленькие переулки, сохранившиеся дворики. Но, конечно, в ужасе от всех этих бесконечных лампочек на бульварах и особенно от иллюминации перед Большим театром: из-за этой разлюли-малины само здание театра практически не видно. Я люблю другое — дореволюционные постройки, конструктивизм, советский модернизм, но, наверное, через какое-то время кому-то будет нравиться, что делают с Москвой сегодня. Но знаете, как бы я ни относилась эстетической стороне массового строительства послевоенного периода, и в более позднюю советскую эпоху — благодаря этим постройкам огромное количество людей удалось переселить из бараков и даже подвалов в отдельные квартиры.
Интервью — Денис Бычков. Фотограф — Евгений Лесняк.
В начале 2019 года Елены Михайловны Синявской не стало.
ЖК «Гоголевский, 8» — Гоголевский бульвар, 8с2
Позвонить в отдел продаж
+7 495 150-32-XX Написать в отдел продаж
Пентхаусы комплекса
Описание ЖК «Гоголевский, 8»
ЖК «Гоголевский, 8» расположен в двух минутах ходьбы от станции метро «Кропоткинская». Комплекс состоит из двух жилых зданий в стиле конструктивизма высотой 4 и 7 этажей. Это бывший экспериментальный дом-коммуна с обобществленным коммунально-бытовым обслуживанием.
Квартиры и пентхаусы в ЖК «Гоголевский, 8»
В доме 45 квартир. Из окон квартир открываются виды на Гоголевский бульвар, Храм Христа Спасителя и во двор Московского музея современного искусства.
В доме представлен необычный формат жилья — двух- и трехуровневые квартиры небольшой площади (от 33 кв.м.) с высокими потолками (3,6 м). Квартиры характеризуются оригинальными планировочными решениями: функциональное деление пространства по вертикали, «спрятанные» мини-кухни, встроенные шкафы под лестницей. В квартирах ленточное остекление (ширина окна достигает 3,5 метров!) и двустороннее освещение.
Инфраструктура жилого комплекса «Гоголевский, 8»
Дом на Гоголевском бульваре построен в 1929-1931 гг. по проекту архитектурной группы под управлением Моисея Гинзбурга.
В комплексе расположены следующие объекты инфраструктуры:
Жилые ячейки: 5 жилых домов Москвы в стиле конструктивизма
Жители московских домов в стиле конструктивизма требуют предоставить им другое жилье. Такое заявление сделал заместитель столичного мэра Марат Хуснуллин. По словам чиновника, эти строения находятся в ветхом состоянии. На данный момент в Москве находится около 30–40 жилых зданий, выполненных в стиле конструктивизма, рассказали «РБК-Недвижимости» в общественном движении «Архнадзор».
Заместитель мэра считает, что в столице следует сохранить несколько таких зданий в качестве отрицательного примера. «Эти дома надо оставить как памятники того, чего нельзя строить. Оставить обязательно два-три комплекса», — цитирует Хуснуллина информационное агентство ТАСС.
Редакция «РБК-Недвижимости» выбрала пять знаковых домов в стиле конструктивизма, где прямо сейчас живут обычные москвичи.
Дом Наркомфина
Дом Наркомфина — один из наиболее известных московских объектов в стиле конструктивизма. Здание строили с 1928 по 1930 год для сотрудников Народного комиссариата финансов СССР — так в Советском Союзе назывался аналог современного Министерства финансов. С функциональной точки зрения дом Наркомфина представляет собой редкое сочетание традиционного домостроения, где на каждую семью приходится отдельная квартира, и философии домов-коммун — авангардных построек, в которых у жильцов не было собственных душевых и кухонь: предполагалось, что советский человек не будет готовить дома, а станет питаться в столовых.
На нижних этажах дома Наркомфина находятся 50 стандартных квартир со всеми удобствами. Все, что выше, — экспериментальные жилые ячейки для одного-двух человек. Многие квартиры сделаны двухэтажными. Для жильцов таких ячеек предназначен отдельный коммунальный корпус, где архитекторы разместили основные бытовые службы: столовую, физкультурный зал, детский сад, библиотеку. За классовое неравенство здесь отвечает двухуровневый пентхаус на верхних этажах: там поселился глава Наркомфина Николай Милютин. К началу девяностых годов прошлого века здание обветшало. Комплексная реконструкция началась в 2014-м.
Дом-коммуна на Гоголевском бульваре
Следующим шагом в обустройстве совместной жизни в многоэтажках стал дом-коммуна на Гоголевском бульваре. Это здание спроектировали те же архитекторы, что и дом Наркомфина. Однако теперь жилая и хозяйственная части находились в одном корпусе, и жильцы получили возможность отвести детей в детсад или направиться в прачечную не выходя на улицу — удивительная метаморфоза для тридцатых годов прошлого века.
Студенческое общежитие «Дом-коммуна»
Дом-коммуну во 2-м Донском проезде задумали и построили как студенческое общежитие Текстильного института на 2 тыс. человек. Здесь идея общего быта достигла своего абсолюта. Жилые отсеки уменьшились до 6 кв. м: в каждой из 1008 таких ячеек размером 2,7 м на 2,3 м размещались по два студента. В комнатах полагалось только спать — для всего остального в доме-коммуне были отдельные корпуса.
В санитарном блоке полагалось принимать душ и делать зарядку, в учебном — сидеть на занятиях. Вечером те же действия проделывались в обратном порядке: столовая, санитарный корпус, спальная кабина. Так здание превращалось в «машину для жилья», где все жизненные процессы были жестко регламентированы и отражены в структуре дома, по форме напоминающего букву Н. В конце 1960-х дом-коммуну частично перестроили: жилые комнаты увеличились, а само здание стало общежитием Института стали и сплавов. В середине девяностых годов прошлого века постройку признали аварийной и расселили. В 2007-м началась девятилетняя реконструкция дома-коммуны, а в апреле этого года московские власти объявили о завершении реставрации.
Жилой квартал «Усачевка»
Конструктивистский квартал «Усачевка» в Хамовниках — один из самых известных рабочих поселков Москвы. Архитектурный ансамбль построили в 1920-х годах, все дома сохранились до наших дней. Комплекс состоит из девяти пятиэтажных домов: шесть по улице Усачева и три по улице Доватора.
Первоначально квартал предназначался для заслуженных революционеров, но позднее, в 1930-е, квартиры в нем стали распределять среди работников фабрики «Каучук», находившейся неподалеку. На нижних этажах располагались магазины, сберкасса, детские сады и ясли. В большом внутреннем дворе возвели фонтан и памятник Ленину — сейчас оба сооружения утрачены. В 2012 году комиссия по градостроительной деятельности мэрии Москвы приняла постановление о сохранении семи конструктивистских поселков Москвы, в градозащитный список попала и «Усачевка».
Дом Моссельпрома
Первая московская высотка, известная как дом Моссельпрома, получила свой нынешний вид в 1925 году. Прежде на этом месте находился семиэтажный доходный дом, построенный по проекту архитектора Николая Струкова. Из-за некачественных строительных работ и материалов здание начало разрушаться, а в 1922 году досталось Московскому губернскому объединению предприятий по переработке продуктов сельскохозяйственной промышленности (Моссельпрому). Тогда же дом решили реконструировать и надстроить до одиннадцати этажей.
Проектом строительства руководил инженер и архитектор Артур Лолейт. На первом этаже обновленного здания разместились хранилище муки, администрация магазинов и местных пивных, наверху расположились кабинеты руководства Моссельпрома. На восточный торец нанесли роспись по эскизам Александра Родченко с изображениями конфет, пачек папирос, шоколада, пива и воды, а также с лозунгом Владимира Маяковского «Нигде кроме как в Моссельпроме!». Последние этажи стали жилыми — их занимали работники бывшей кондитерской фабрики Абрикосовых, подчинявшейся тогда Моссельпрому. В 1960-х годах дом передали Мосгорисполкому, а на верхних этажах башни художник Илья Глазунов открыл свою мастерскую. В настоящий момент часть помещений занимает Российский институт театрального искусства (ГИТИС), а в другой части находятся офисы и жилые квартиры.