что было характерно для монастырской жизни

МОНАШЕСТВО

Монашество пред­по­ла­га­ет ас­ке­тизм, от­ре­че­ние от ми­ра (от­каз от се­мьи, иму­ще­ст­ва), по­слу­ша­ние ду­хов­ным на­став­ни­кам, ор­га­ни­за­цию жиз­ни по осо­бым пра­ви­лам.

Ре­ли­гии Юж­ной и Во­сточ­ной Азии.

В позд­ней­шей тра­ди­ции («упа­ни­ша­ды от­ре­ше­ния», III-XIII века н. э.) упо­ми­на­ют­ся четыре основные на­прав­ле­ния от­шель­ни­че­ско­го монашества: ку­ти­ча­ка, ба­ху­да­ка, хам­са и па­ра­ма­хам­са (по­след­нее под­раз­де­ля­ет­ся на ту­рия­ти­та и авад­ху­та), раз­ли­чаю­щи­е­ся по спо­со­бам изу­че­ния Вед, омо­ве­ния, бри­тья во­лос, по оде­ж­де, пи­та­нию, на­но­си­мым на лоб сим­во­лам и другими ат­ри­бу­там, об­ра­зу жиз­ни и спо­со­бам пе­ре­дви­же­ния.

В ря­де стран, пре­ж­де все­го с тра­ди­ци­ей тхе­ра­ва­ды (Шри-Лан­ка, Таи­ланд, Бир­ма, Ла­ос), жен­ские мо­на­ше­ские об­щи­ны ис­чез­ли в XIII веке, но со­хра­ни­лись в Ки­тае (в т. ч. ак­тив­но раз­ви­ва­лись в XX веке на Тай­ва­не), Ко­рее, Вьет­на­ме и других стра­нах. Ны­не в стра­нах рас­про­стра­не­ния тхе­ра­ва­ды пред­при­ни­ма­ют­ся по­пыт­ки воз­ро­ж­де­ния жен­ских мо­на­сты­рей, на­тал­ки­ваю­щие­ся на со­про­тив­ле­ние кон­сер­ва­тив­но­го мо­на­ше­ст­ва.

Буд­дий­ские мо­на­хи обя­за­ны сле­до­вать 10 пра­ви­лам доб­ро­де­тель­но­го по­ве­де­ния (да­ша-ши­ла): не уби­вать, не брать чу­жо­го, не всту­пать в по­ло­вые свя­зи, не лгать, не ис­поль­зо­вать опь­я­няю­щих на­пит­ков, не есть твёр­дой пи­щи по­сле по­луд­ня, не при­ни­мать уча­стия в тан­цах, пес­но­пе­ни­ях, му­зы­каль­ных и других пред­став­ле­ни­ях, не ук­ра­шать се­бя цве­та­ми, не ис­поль­зо­вать духо́в или ма­зей, не са­дить­ся на си­де­нья, ко­то­рые пре­вы­ша­ют пред­пи­сан­ные раз­ме­ры, не при­ни­мать в ка­че­ст­ве по­дая­ния зо­ло­то и се­реб­ро. Ча­ст­ные пра­ви­ла буд­дий­ских мо­на­сты­рей раз­ных школ мо­гут иметь су­ще­ст­вен­ные от­ли­чия. Так, в китайской шко­ле чань не со­блю­да­лись стро­гие за­пре­ты Ви­наи (в т. ч. за­прет на сельско-хозяйственные ра­бо­ты для мо­на­хов).

Уже во вре­ме­на Ашо­ки (III век до н. э.) буд­дий­ские мо­на­хи счи­та­лись учи­те­ля­ми мо­раль­но­го по­ве­де­ния (ши­ла) и ре­лигиозные док­три­ны (дхар­ма). Ин­сти­тут монашества обес­пе­чи­вал со­хра­не­ние и уп­ро­че­ние буд­дий­ско­го уче­ния; мо­на­хи при­зва­ны бы­ли слу­жить при­ме­ром пра­вед­но­го об­раза жиз­ни и са­мо­кон­тро­ля (бла­го­да­ря за­ня­ти­ям ме­ди­та­ци­ей); счи­та­лось так­же, что ми­ря­не, под­дер­жи­вая буд­дий­ские об­щи­ны ма­те­ри­аль­но, при­об­ре­та­ют ре­лигиозные за­слу­ги. В Ки­тае и Япо­нии ос­но­во­по­ла­гаю­щи­ми прин­ци­па­ми буд­дий­ско­го монашества ста­ли «жизнь в сми­ре­нии», «жизнь в тру­де», «жизнь в слу­же­нии».

В от­ли­чие от брах­ма­ни­ст­ских от­шель­ни­ков, буд­дий­ские мо­на­хи по­сте­пен­но пол­но­стью пе­ре­шли к осед­лой жиз­ни. Воз­ник­ли круп­ные мо­на­стыр­ские цен­тры со свои­ми учеб­ны­ми за­ве­де­ния­ми и биб­лио­те­ка­ми, например Дже­та­ва­на воз­ле р. Са­рас­ва­ти (счи­та­ет­ся, что он был ос­но­ван во вре­ме­на Буд­ды), Сан­чи, Дхам­ма­рад­жи­ка близ г. Так­си­ла, а так­же На­лан­да.

Буд­дий­ское монашество, так же как и хри­сти­ан­ское, сти­му­ли­ро­ва­ло раз­ви­тие нау­ки и куль­ту­ры в ареа­ле сво­его рас­про­стра­не­ния. В мо­на­сты­рях пе­ре­пи­сы­ва­ли ру­ко­пи­си, за­ни­ма­лись кал­ли­гра­фи­ей, бое­вы­ми ис­кус­ст­ва­ми, са­до­вод­ст­вом; буд­дий­ское монашество до­ве­ло до со­вер­шен­ст­ва ис­кус­ст­во бо­го­слов­ских дис­пу­тов (пре­ж­де все­го в Ти­бе­те). В от­ли­чие от хри­сти­ан­ских, буд­дий­ские мо­на­хи, как пра­ви­ло, не за­нима­ют­ся хо­зяйственной дея­тель­но­стью.

В ин­ду­из­ме яв­ле­ние, по фор­ме близ­кое хри­сти­ан­ско­му монашеству, воз­ник­ло около VIII веке, ко­гда Шан­ка­ра ос­но­вал ши­ва­ит­ский мо­на­ше­ский ор­ден (мат­ха), ис­по­ве­дую­щий уче­ние ад­вай­ты-ве­дан­ты. Гла­ва мат­хи но­сит ти­тул шан­ка­ра­ча­рьи. В мат­хах изу­ча­ют­ся и пре­по­да­ют­ся не толь­ко ре­лигиозные дис­ци­п­ли­ны и смеж­ные с ним пред­ме­ты (ло­ги­ка, сан­ск­рит), но и свет­ские нау­ки и ис­кус­ст­ва, по­это­му мат­хи все­гда иг­ра­ли боль­шую роль в жиз­ни индуистского об­ще­ст­ва, яв­ля­ясь цен­тра­ми куль­ту­ры, об­ра­зо­ва­ния и нау­ки. Из­вест­ны 4 мат­хи ад­вай­ты (Шрин­ге­ри в Кар­на­та­ке, Двар­ка в Гуд­жа­ра­те, Пу­ри в Орис­се и Джйо­тир-мат­ха в р-не Бод­ри­нат­ха в Ги­ма­ла­ях).

В современной Ин­дии монашество су­ще­ст­ву­ет во всех на­прав­ле­ни­ях ин­ду­из­ма, глав­ные из ко­то­рых ши­ва­изм и виш­ну­изм (мат­хи в тра­ди­ци­ях Ра­ма­нуд­жи, Мад­хвы, Чай­та­ньи, Гау­дия-мат­хи).

Мо­на­хи раз­ных тра­ди­ций раз­ли­ча­ют­ся по цве­ту оде­ж­ды, фор­ме по­со­ха и другой ат­ри­бу­ти­ке. Бро­дя­чих от­шель­ни­ков на­зы­ва­ют сад­ху или сан­нь­я­си­ны, они жи­вут как в го­род­ских хра­мах, так и в от­да­лён­ных пе­ще­рах, ле­сах, ве­дут ас­ке­тический об­раз жиз­ни, по­свя­щая се­бя ду­хов­ным прак­ти­кам. Монашество все­гда поль­зо­ва­лось в Ин­дии выс­шим ду­хов­ным ав­то­ри­те­том.

Монашество по­ни­ма­ет­ся как пол­ное по­свя­ще­ние че­ло­ве­ком сво­ей жиз­ни Бо­гу, как под­виг доб­ро­воль­но­го от­ре­че­ния от ми­ра ра­ди Хри­ста.

чи­на (сте­пе­ни): ря­со­фор­ные (ещё не при­нёс­шие обе­ты), дей­ст­ви­тель­ные, или ман­тий­ные (при­нёс­шие обе­ты и по­лу­чив­шие ман­тию; т. н. ма­лая схи­ма), и схим­ни­ки, или схи­мо­на­хи (свя­зан­ные обе­том со­вер­шен­но­го от­ре­че­ния от ми­ра и че­ло­ве­че­ско­го об­ще­ст­ва; т. н. ве­ли­кая схи­ма; см. Схи­ма).

Про­об­ра­за­ми хри­сти­ан­ско­го монашества яв­ля­ют­ся опи­сан­ные в Вет­хом За­ве­те ис­ход Ав­раа­ма из зем­ли пред­ков в Зем­лю обе­то­ван­ную, жизнь про­ро­ков Илии и Ио­ан­на Кре­сти­те­ля. От­час­ти про­то­ти­пом монашества счи­та­ет­ся об­раз жиз­ни чле­нов иу­дей­ской сек­ты ес­се­ев (те­ра­пев­тов, II век до н. э. – I век в. н. э.), для ко­то­ро­го бы­ли ха­рак­тер­ны замк­ну­тость, ас­ке­тизм, а так­же со­вме­ст­ный труд, изу­че­ние Пи­са­ния (см. так­же в ст. Кум­ра­ни­сти­ка).

Мо­на­ше­ст­во на хри­сти­ан­ском Вос­то­ке.

«От­цом» монашества счи­та­ет­ся прп. Ан­то­ний Ве­ли­кий, при ко­то­ром в первой половине IV века оно ши­ро­ко рас­про­стра­ни­лось в Егип­те и Па­ле­сти­не. Пер­во­на­чаль­но монашество вклю­ча­ло раз­ные ви­ды ас­ке­тической жиз­ни: ана­хо­рет­ст­во (от­шель­ни­че­ст­во), кел­ли­от­ст­во [жизнь в оди­ноч­ку, по двое или боль­ше в кел­ли­ях (на­зва­ние мо­на­ше­ско­го по­се­ле­ния в Егип­те), на­хо­див­ших­ся на не­боль­шом рас­стоя­нии друг от дру­га] и др.

К концу IV века круп­ней­ши­ми цен­тра­ми монашества в Егип­те ста­ли оби­те­ли Нит­рий­ская, Скит­ская и Кел­лии под Алек­сан­д­ри­ей, ки­но­вия в Та­вен­ни­си, ос­но­ван­ная прп. Па­хо­ми­ем Ве­ли­ким. В Па­ле­сти­не зна­ме­ни­ты­ми ос­но­ва­те­ля­ми мо­на­сты­рей бы­ли пре­по­доб­ные Ила­ри­он Ве­ли­кий, Ха­ри­тон Ис­по­вед­ник, Ев­фи­мий Ве­ли­кий. Боль­шин­ст­во из­вест­ных под­виж­ни­ков IV века (ав­ва Ам­мон, прп. Ма­ка­рий Ве­ли­кий и др.) пря­мо или кос­вен­но яв­ля­лись уче­ни­ка­ми, ду­хов­ны­ми друзь­я­ми и на­след­ни­ка­ми Ан­то­ния Ве­ли­ко­го.

Мо­на­ше­ский под­виг стал об­раз­цом как для ду­хо­вен­ст­ва, так и для ми­рян, монашество по­влия­ло на раз­ви­тие по­ка­ян­ной дис­ци­п­ли­ны. Мо­на­хи ста­но­ви­лись же­лан­ны­ми кан­ди­да­та­ми на ру­ко­по­ло­же­ние в епи­ско­пы.

В IV-V веках в Ви­зан­тии ши­ро­ко рас­про­стра­ни­лось го­род­ское монашество, об­ла­дав­шее зна­чительным влия­ни­ем в Кон­стан­ти­но­по­ле. В V-VI веках монашество сыг­ра­ло не­га­тив­ную роль в ши­ро­ком рас­про­стра­не­нии мо­но­фи­зит­ст­ва. На­чи­ная с VI века мощ­ное раз­ви­тие по­лу­чи­ло па­ле­стин­ское монашество, объ­еди­нён­ное та­ки­ми лич­но­стя­ми, как пре­по­доб­ные Сав­ва Ос­вя­щен­ный, Фео­до­сий Ве­ли­кий.

Литературном от­ра­же­ни­ем это­го раз­ви­тия слу­жат тво­ре­ния пре­по­доб­ных Вар­са­ну­фия и Ио­ан­на, ав­вы До­ро­фея Газ­ско­го (середиа VI века). В VI-VII веках од­ним из главных цен­тров монашества стал Си­най­ский мо­на­стырь Св. Ека­те­ри­ны, где под­ви­зал­ся прп. Ио­анн Ле­ст­вич­ник. По­сле при­ня­тия Трулль­ским со­бо­ром (691-692 годы) (см. Все­лен­ские со­бо­ры) ре­ше­ния об обя­за­тель­ном без­бра­чии епи­ско­пов епи­ско­пат стал со­сто­ять в зна­чительной ме­ре, а за­тем и пре­имущественно из мо­на­ше­ст­вую­щих.

По­те­ря Ви­зан­ти­ей в ре­зуль­та­те арабских за­вое­ва­ний (VII век) Егип­та, Па­ле­сти­ны и Си­рии при­ве­ла к ос­ку­де­нию там мо­на­ше­ской жиз­ни, пра­во­слав­ное монашество со­сре­до­то­чи­лось пре­имущественно в Ма­лой Азии, Гре­ции, а так­же на юге Ита­лии и в Си­ци­лии. На­чав­шее­ся в VIII веке ико­но­бор­че­ст­во бы­ло на­прав­ле­но столь­ко же про­тив по­чи­та­ния икон, сколь­ко и про­тив мо­на­хов – главных за­щит­ни­ков ико­но­по­чи­та­ния, ко­то­рых вла­сти вся­че­ски пре­сле­до­ва­ли, пы­та­ли и пре­да­ва­ли смер­ти. По­бор­ни­ком ико­но­по­чи­та­ния, вер­но­сти цер­ков­ным ка­но­нам был прп. Фео­дор Сту­дит. Вос­ста­нов­ле­ние ико­но­по­чи­та­ния на Кон­стан­ти­но­поль­ском со­бо­ре 843 года по­слу­жи­ло уси­ле­нию пра­во­слав­но­го мо­на­ше­ст­ва.

Сре­ди мно­го­численных оби­те­лей Кон­стан­ти­но­по­ля, тра­диционного цен­тра монашества, вы­де­ля­лись Сту­дий­ский мо­на­стырь, монастырь Мч. Ма­ман­та, где под­ви­зал­ся прп. Си­ме­он Но­вый Бо­го­слов.

Ос­ман­ское за­вое­ва­ние Ви­зан­тии (XV век) ос­ла­би­ло пра­во­слав­ное монашество, лишь в XVIII веке на­ча­лось ожив­ле­ние ду­хов­ной жиз­ни, в ча­ст­но­сти на Афо­не. Оно бы­ло свя­за­но с тру­да­ми Ев­ге­ния Вул­га­ри­са, прп. Ни­ко­ди­ма Свя­то­гор­ца и других под­виж­ни­ков мо­лит­вы и ду­хов­но­го про­све­ще­ния, спо­соб­ст­во­вав­ших изу­че­нию и воз­ро­ж­де­нию на­сле­дия свя­тых от­цов.

В XX веке мо­лит­вен­но-ас­ке­тическая тра­ди­ция Афо­на да­ла та­ких стар­цев-под­виж­ни­ков, как Да­ни­ил Ка­ту­на­кий­ский (умер 1929 год), Кал­ли­ник Иси­хаст (умер 1930 год), русские стар­цы Си­лу­ан Афон­ский и его уче­ник схи­ар­хи­ман­д­рит Соф­ро­ний (Са­ха­ров), а так­же Иосиф Иси­хаст (Пе­щер­ник) (умер 1959 год), Паи­сий (Эз­не­пи­дис) (умер 1994 год), Еф­рем Ка­ту­на­кий­ский (умер 1998 год).

Мо­на­ше­ст­во на хри­сти­ан­ском За­па­де.

Западное хри­сти­ан­ст­во по­зна­ко­ми­лось с идея­ми вос­точ­но­хри­сти­ан­ско­го моашества в IV веке че­рез хри­сти­ан­ских под­виж­ни­ков, пре­ж­де все­го че­рез свт. Афа­на­сия Ве­ли­ко­го. На латинском языке бы­ли пе­ре­ве­де­ны мо­на­ше­ские ус­та­вы прп. Па­хо­мия Ве­ли­ко­го и свт. Ва­си­лия Ве­ли­ко­го.

В IV-V веках моашество рас­про­стра­ни­лось прак­ти­че­ски по всей Ита­лии, а так­же в Гал­лии, Ис­па­нии, на Бри­тан­ских о-вах. Уко­ре­не­нию моашества на За­па­де ак­тив­но со­дей­ст­во­ва­ли свя­тые Мар­тин Тур­ский, Ам­вро­сий Ме­дио­лан­ский, Ие­ро­ним Бла­жен­ный, Ав­гу­стин (из­вес­тен ус­тав его име­ни). Про­вед­ший около 10 лет сре­ди египетских ино­ков прп. Ио­анн Кас­си­ан Рим­ля­нин, вер­нув­шись в Ев­ро­пу, де­таль­но из­ло­жил пра­ви­ла жиз­ни восточых мо­на­хов, адап­ти­ро­вав их к западным ус­ло­ви­ям («О пра­ви­лах об­ще­жи­тель­ных мо­на­сты­рей»).

Вы­даю­щая­ся роль в фор­ми­ро­ва­нии тра­ди­ций западного монашества при­над­ле­жит св. Бе­не­дик­ту Нур­сий­ско­му, ос­но­вав­ше­му около 530 монастырей. Мон­те­кас­си­но и со­ста­вив­ше­му собственый мо­на­ше­ский ус­тав, ко­то­рый, по­ми­мо трёх обыч­ных обе­тов, пре­ду­смат­ри­вал так­же обет по­сто­ян­но­го пре­бы­ва­ния в од­ном мо­на­сты­ре (лат. stabi­litas loci). Этим ус­та­вом, а так­же сфор­му­ли­ро­ван­ным Бе­не­дик­том прин­ци­пом «ora et la­bora» («мо­лись и ра­бо­тай») ста­ли ру­ко­во­дство­вать­ся мо­на­стыр­ские об­щи­ны бе­не­дик­тин­цев и бе­не­дик­ти­нок.

На ру­бе­же IX-X веков западное моашество всту­пи­ло в по­ло­су кри­зи­са, свя­зан­но­го с на­рас­таю­щим об­мир­ще­ни­ем и ос­лаб­ле­ни­ем мо­на­ше­ской дис­ци­п­ли­ны. От­ве­том на этот кри­зис ста­ли Клю­ний­ская ре­фор­ма и про­дол­жив­шая её Гри­го­ри­ан­ская ре­фор­ма, а так­же соз­да­ние ря­да но­вых ор­де­нов (ка­маль­ду­лы, кар­ту­зи­ан­цы, цис­тер­ци­ан­цы, ре­гу­ляр­ные ка­но­ни­ки-ав­гу­стин­цы и др.).

В эпо­ху Про­све­ще­ния, а так­же в хо­де Фран­цуз­ской ре­во­лю­ции XVIII века в не­ко­то­рых стра­нах мо­на­сты­ри под­верг­лись се­ку­ля­ри­за­ции, ряд ор­де­нов был за­пре­щён. С середине XIX века на­ча­лось воз­ро­ж­де­ние раз­ру­шен­ных мо­на­сты­рей и соз­да­ние но­вых, бы­ли ос­но­ва­ны кон­гре­га­ции кла­ре­тин­цев (1849 год), са­кра­мен­тин­цев (1856 год), са­ле­зи­ан­цев (1859 год), ком­бо­ни­ан­цев (1867 год), вер­би­стов (1875 год), на­за­ре­та­нок (1875 год), саль­ва­то­ри­ан­цев (1881 год) и мн. др.

В XX веке воз­рос­ла роль жен­ско­го ка­то­лического монашества, дея­тель­ность ко­то­ро­го со­сре­до­то­че­на, пре­ж­де все­го, на бла­го­тво­ри­тель­но­сти и хри­сти­ан­ском вос­пи­та­нии; бы­ло об­ра­зо­ва­но мно­же­ст­во но­вых кон­гре­га­ций, сре­ди ко­то­рых кон­гре­га­ция Мис­сио­не­рок Бо­же­ст­вен­ной люб­ви, ос­но­ван­ная блж. Те­ре­зой Каль­кутт­ской. Ка­то­лическое монашество пред­став­ле­но так­же ор­де­на­ми и кон­гре­га­ция­ми различных восточных об­ря­дов (ан­то­ниа­не, ва­си­лиа­не и др.). Ва­ти­кан­ский II со­бор дек­ре­том «Perfectae caritatis» (1965 год) пред­пи­сал мо­на­ше­ским ин­сти­ту­там ре­фор­му, на­прав­лен­ную на воз­ро­ж­де­ние их из­на­чаль­ной ду­хов­но­сти и бо­лее ак­тив­ное уча­стие в современой жиз­ни Церк­ви. Со­глас­но официальным дан­ным, в 2008 году в ми­ре на­счи­ты­ва­лось около 190 тыс. ка­то­лических мо­на­хов (свя­щен­ни­ков и брать­ев) и около 740 тыс. мо­на­хинь.

В про­тес­тан­тиз­ме ин­сти­тут монашества пер­во­на­чаль­но прак­ти­че­ски был пол­но­стью уп­разд­нён. В середине XIX века в Анг­ли­кан­ской церк­ви под влия­ни­ем идей ка­то­ли­циз­ма про­изош­ло воз­ро­ж­де­ние монашества, к началу XX века су­ще­ст­во­ва­ло несколько де­сят­ков муж­ских и жен­ских мо­на­ше­ских об­щин, чле­ны ко­то­рых за­ни­ма­лись, в ча­ст­но­сти, мис­сио­нер­ст­вом и бла­го­тво­ри­тель­но­стью. В середине второй половины XX века отдельные мо­на­ше­ские об­щи­ны воз­ник­ли в лю­те­ран­ст­ве и не­ко­то­рых других на­прав­ле­ни­ях про­тес­тан­тиз­ма (Еван­ге­лическое се­ст­рин­ст­во Де­вы Ма­рии в Дарм­штад­те, муж­ской монастырь Эс­тан­бекс-кло­стер в Шве­ции и др.).

В це­лом моашество на За­па­де ха­рак­те­ри­зу­ет­ся ши­ро­ким мно­го­об­ра­зи­ем ус­та­вов и форм дея­тель­но­сти.

Мо­на­ше­ст­во в Рос­сии поя­ви­лось вме­сте с хри­сти­ан­ст­вом в конце X века. Со­глас­но ус­та­ву князя святого Вла­ди­ми­ра Свя­то­сла­ви­ча (см. Кня­же­ские ус­та­вы X-XII веков), мо­на­хи от­но­си­лись к ка­те­го­рии «цер­ков­ных лю­дей», под­суд­ных ми­тро­по­ли­ту.

Со вре­мён князя Яро­сла­ва Вла­ди­ми­ро­ви­ча Муд­ро­го из­вест­ны пер­вые русские мо­на­сты­ри: ма­лые мо­на­сты­ри при кня­же­ских дво­рах и Кие­во-Пе­чер­ский монастырь (бу­ду­щая Кие­во-Пе­чер­ская лав­ра), ос­но­ван­ный прп. Ан­то­ни­ем Пе­чер­ским.

Русское монашество не­раз­рыв­но свя­за­но с мо­на­сты­ря­ми Афо­на, Кон­стан­ти­но­по­ля и Свя­той зем­ли, а бла­го­да­ря Па­те­ри­кам, Жи­ти­ям, Про­ло­гу оно вос­при­ня­ло так­же тра­ди­ции египетского ино­че­ст­ва.

Вторая половина XV-XVII веков яви­лись пе­рио­дом наи­бо­лее ши­ро­ко­го уча­стия монашества в эко­но­мической и по­ли­тической жиз­ни стра­ны. Хо­тя стро­гие об­ще­жи­тель­ные ус­та­вы прп. Ио­си­фа Во­лоц­ко­го и другие пред­пи­сы­ва­ли пол­ное лич­ное не­стя­жа­ние ино­ков, са­ми мо­на­сты­ри вы­сту­па­ли как кор­по­ра­тив­ные соб­ст­вен­ни­ки: мо­на­стыр­ское хо­зяй­ст­во ве­лось с при­вле­че­ни­ем лю­дей раз­ных ви­дов за­ви­си­мо­сти (главным образом кре­сть­ян, жив­ших на мо­на­стыр­ских зем­лях), чис­лен­ность ко­то­рых зна­чи­тель­но пре­вы­ша­ла чис­ло мо­на­ше­ст­вую­щих.

Рост мо­на­стыр­ско­го зем­ле­вла­де­ния, не­из­беж­но­го для об­ще­жи­тель­ной фор­мы монашества на Ру­си, час­то ока­зы­вал­ся ис­точ­ни­ком зло­упо­треб­ле­ний и при­во­дил к сни­же­нию нрав­ст­вен­но­го уров­ня мо­на­ше­ст­вую­щих. Про­тест про­тив об­мир­ще­ния монашества, при­зыв к мо­лит­вен­ной и ас­ке­тической жиз­ни име­ли ме­сто в дея­тель­но­сти и со­чи­не­ни­ях прп. Ни­ла Сор­ско­го, его уче­ни­ка Вас­сиа­на (Пат­ри­кее­ва), прп. Мак­си­ма Гре­ка, игу­ме­на Ар­те­мия. Сто­гла­вый со­бор (1551 год) обос­но­вал не­при­кос­но­вен­ность цер­ков­ных вла­де­ний.

В XVIII-XIX веках русское монашество зна­чи­тель­но ог­ра­ни­чи­ва­лось за­ко­но­да­тель­но, что бы­ло свя­за­но с со­ци­аль­ны­ми пе­ре­ме­на­ми в об­ще­ст­ве по­сле ре­форм Пет­ра I. Силь­ным уда­ром по хо­зяйственой дея­тель­но­сти и ма­те­ри­аль­но­му по­ло­же­нию монашества ста­ла се­ку­ля­ри­за­ция цер­ков­ных зе­мель, на­ча­тая в прав­ле­ние императора Пет­ра III и за­кон­чен­ная императрицей Ека­те­ри­ной II (см. Се­ку­ля­ри­за­ция 1764 год). Чис­ло мо­на­сты­рей и мо­на­ше­ст­вую­щих в Рос­сии со­кра­ти­лось, мо­на­сты­ри бы­ли раз­де­ле­ны на клас­сы, для мо­на­сты­рей ус­та­нов­ле­ны шта­ты. Од­на­ко упа­док хо­зяйственой дея­тель­но­сти под­го­то­вил подъ­ём нрав­ст­вен­но­го и ду­хов­но­го уров­ня монашества.

По­сле Октябрьской ре­во­лю­ции 1917 года монашество, как и вся Русская цер­ковь (на­ря­ду с дугими ре­лигиозными объ­е­ди­не­ния­ми), под­верг­лось ре­прес­си­ям со сто­ро­ны советской вла­сти. Мо­на­сты­ри за­кры­ва­лись, их соб­ст­вен­ность кон­фи­ско­вы­ва­лась, про­во­ди­лись кам­па­нии по вскры­тию мо­щей и над­ру­га­тель­ст­ву над ни­ми, мо­на­ше­ст­вую­щие при­го­ва­ри­ва­лись к различным ме­рам на­ка­за­ния. К 1939 году в СССР не оста­лось ни од­но­го офи­ци­аль­но дей­ст­вую­ще­го мо­на­сты­ря, од­на­ко су­ще­ст­во­ва­ли тай­ные (не­ле­галь­ные) оби­те­ли. В 1960-1970-х годах монашество в основном со­сре­до­та­чи­ва­лось в не­мно­гих от­кры­тых к то­му вре­ме­ни мо­на­сты­рях (Трои­це-Сер­гие­ва лав­ра, Пско­во-Пе­чер­ский Ус­пен­ский мо­на­стырь, По­ча­ев­ская лав­ра, ко­рот­кое вре­мя Глин­ская пус­тынь); не­смот­ря на го­не­ния, в них со­хра­ня­лись тра­ди­ции ду­хов­но­го ру­ко­во­дства и стар­че­ст­ва.

С конца 1980-х годов в РПЦ на­ча­лось воз­ро­ж­де­ние монашества; на 2011 год на территории РФ насчитывалось 3233 монаха и 4491 монахиня.

Ор­га­ни­за­ция мо­на­ше­ской жиз­ни.

Мо­на­ше­ст­во и сред­не­ве­ко­вая куль­ту­ра.

В сред­ние ве­ка многие мо­на­сты­ри Вос­то­ка и За­па­да яв­ля­лись цен­тра­ми куль­ту­ры и про­све­ще­ния. В них осу­ще­ст­в­ля­лась пе­ре­пис­ка книг (тво­ре­ний от­цов Церк­ви, а так­же со­чи­не­ний ан­тич­ных ав­то­ров и трак­та­тов по раз­ным от­рас­лям зна­ния), со­став­ля­лись гим­но­гра­фические и жи­тий­ные про­из­ве­де­ния, ве­лось ле­то­пи­са­ние (все наи­бо­лее из­вест­ные русские ле­то­пи­си бы­ли соз­да­ны в мо­на­сты­рях).Не­ко­то­рые мо­на­сты­ри хра­ни­ли ог­ром­ные ар­хи­вы древ­них ру­ко­пи­сей (Си­най­ский монастырь, Афон).

Бе­не­дик­тин­ские аб­бат­ст­ва (Сен-Ри­кьё, Сен-Де­ни, Фуль­да, Санкт-Гал­лен и др.) бы­ли цен­тра­ми хри­сти­ан­ско­го про­све­ще­ния в Западной Ев­ро­пе, оча­га­ми куль­ту­ры, где со­з­да­ва­лись биб­лио­те­ки, скрип­то­рии, раз­ви­ва­лись тра­ди­ции цер­ков­ной му­зы­ки и книж­ной ми­ниа­тю­ры. В бе­не­дик­тин­ских аб­бат­ст­вах воз­ник­ли ран­ние об­раз­цы ар­хи­тек­ту­ры ро­ман­ско­го сти­ля и го­ти­ки.

Мощ­ный им­пульс для раз­ви­тия цер­ков­ной ар­хи­тек­ту­ры и изо­бра­зителього ис­кус­ст­ва да­ли ни­щен­ст­вую­щие ор­де­на. Мо­на­ха­ми бы­ли не­ко­то­рые про­слав­лен­ные ико­но­пис­цы и ху­дож­ни­ки (например, прп. Ан­д­рей Руб­лёв, фра Беа­то Анд­же­ли­ко). Мо­на­хи на Ру­си яв­ля­лись пер­во­про­ход­ца­ми в ос­вое­нии но­вых зе­мель, во­круг ос­но­ван­ных ими мо­на­сты­рей воз­ни­ка­ли по­се­ле­ния. Го­род­ские мо­на­сты­ри Кон­стан­ти­но­по­ля, Нов­го­ро­да, Пско­ва ак­тив­но уча­ст­во­ва­ли в по­ли­тической жиз­ни этих го­ро­дов, вы­пол­ня­ли функ­ции со­ци­аль­но­го при­зре­ния. Древ­ние мо­на­сты­ри Вос­то­ка и За­па­да до­ны­не яв­ля­ют­ся цен­ней­ши­ми па­мят­ни­ка­ми ар­хи­тек­ту­ры и ис­кус­ст­ва.

Хри­сти­ан­ское монашество ока­за­ло влия­ние на ор­га­ни­за­ци­он­ные фор­мы и раз­ви­тие мис­ти­циз­ма в су­физ­ме. До XX века монашество су­ще­ст­во­ва­ло у эфи­опских ев­ре­ев (фа­ла­ша).

Дополнительная литература:

Chakraborti H. Asceticism in Ancient India in Brahmanical, Buddhist, Jaina and Ajivika societies from the earliest times to the period of sankaraca̅rya. Cаlcutta, 1973;

Bha­gat M. G. Ancient Indian Asceticism. New Delhi, 1976;

Shiraishi Ryokai. Asceticism in Buddhism and Brahmanism. Tring, 1996;

Лы­сен­ко В. Г. Ас­ке­тизм в Ин­дии: его прин­ци­пы и ос­нов­ные фор­мы // Ре­ли­гио­ве­де­ние. 2004. № 1;

Buddhism in practice. Princeton, 2007;

Бон­гард-Ле­вин Г. Н. Древ­няя Ин­дия. Ис­то­рия и куль­ту­ра. М., 2008;

Ост­ров­ская Е. А. Ти­бет­ский буд­дизм. СПб., 2008;

Ер­ма­ко­ва Т. В., Ост­ров­ская Е.П. Клас­си­че­ский буд­дизм. СПб., 2009.

Ка­зан­ский П. Ис­то­рия пра­во­слав­но­го рус­ско­го мо­на­ше­ст­ва, от ос­но­ва­ния Пе­чер­ской оби­те­ли пре­по­доб­ным Ан­то­ни­ем до ос­но­ва­ния лав­ры Св. Трои­цы пре­по­доб­ным Сер­ги­ем. М., 1855;

Knowles D. Christian mo­nasticism. L., 1969;

Dizionario degli istituti di perfezione / Dir. G. Pellicia, G. Rocca. [Mil.], 1974–2003. Vol. 1–10;

Leyser H. Hermits and the new monasticism: a study of religious com­munities in Western Europe. L., 1984;

Le­segre­tain C. Les grands ordres religieux. P., 1990;

Кар­са­вин Л. П. Мо­на­ше­ст­во в сред­ние ве­ка. М., 1992;

Хольц Л. Ис­то­рия хри­сти­ан­ско­го мо­на­ше­ст­ва. 2-е изд. СПб., 1993;

Ио­анн Па­вел II. О по­свя­щен­ной Бо­гу жиз­ни: Vita consecrata. М., 1998;

Си­до­ров А. И. Древ­не­хри­сти­ан­ский ас­ке­тизм и за­ро­ж­де­ние мо­на­ше­ст­ва. М., 1998;

Си­до­ров А. И. У ис­то­ков куль­ту­ры свя­то­сти. Па­мят­ни­ки древ­не­цер­ков­ной ас­ке­ти­че­ской и мо­на­ше­ской пись­мен­но­сти. М., 2002;

Смо­лич И. К. Рус­ское мо­на­ше­ст­во 988–1917. Жизнь и уче­ние стар­цев. М., 1999;

Си­ни­цы­на Н. В. Рус­ское мо­на­ше­ст­во и мо­на­сты­ри. X–XVII вв. // Пра­во­слав­ная эн­цик­ло­пе­дия. М., 2000. Т.: РПЦ;

Ус­ков Н. Ф. Хри­сти­ан­ст­во и мо­на­ше­ст­во в За­пад­ной Ев­ро­пе ран­не­го Сред­не­ве­ко­вья. СПб., 2001;

La grande aventure du monachisme entre Orient et Occident. Lethielleux, 2002;

Мо­на­ше­ст­во и мо­на­сты­ри в Рос­сии XI–XX ве­ка: ис­то­ри­че­ские очер­ки / Под ред. Н. В. Си­ни­цы­ной. М., 2002;

Ро­ма­нен­ко Е. В. Нил Сор­ский и тра­ди­ции рус­ско­го мо­на­ше­ст­ва. М., 2003;

Чит­ти Д. Д. Град Пус­ты­ня: вве­де­ние в изу­че­ние еги­пет­ско­го и па­ле­стин­ско­го мо­на­ше­ст­ва в хри­сти­ан­ской им­пе­рии. СПб., 2007;

Фло­ря Б. Н. Ис­сле­до­ва­ния по ис­то­рии Церк­ви. Древ­не­рус­ское и сла­вян­ское сред­не­ве­ко­вье. М., 2007;

Во­дар­ский Я. Е., Ис­то­ми­на Э.Г. Пра­во­слав­ные мо­на­сты­ри Рос­сии и их роль в раз­ви­тии куль­ту­ры (XI – на­ча­ло XX в.). М., 2009.

Источник

Глава IX. Строй монастырского быта в XVI-XVII вв.

1. Из истории монастырского Устава в Древней Руси от истоков до XVI века

Выше (ср. главу II), характеризуя первые шаги древнерусского монашества, мы уже говорили об уставах первых монастырей Киевской Руси. Теперь обратимся к вопросу о монастырских уставах XVI-XVII вв. В самом начале мы должны предупредить, что история монастырских уставов Русской Церкви за период с XIV по XVII в. очень фрагментарна и довольно темна.

Обсуждая вопрос о монастырском уставе, мы должны несколько слов сказать и о старце Ниле Сорском, аскетические воззрения которого подробно изложены в главе IV, 2. Этот ревнитель и поборник истинного иноческого жития, современник прп. Евфросина, предпочитал киновии скитский устав, но его представления о повседневной жизни монаха, о рукоделии, молитве, нестяжательстве, были почти такими же, что и у Евфросина. Оба подвижника в сущности стремились к одной цели: устроить иноческую жизнь так, чтобы уберечь ее от обмирщения, но пути к этой цели они намечают разные. Язык устава Евфросина деловит и несколько сух, а у старца Нила мы находим подробное изображение духовной брани против искушений, которые встречают инока на его пути к христианскому совершенству, и наставления о том, как вести эту брань.

Первые девять глав его устава имеют характер поучений, подкрепленных свидетельствами из Священного Писания и аскетических творений св. отцов. 11-я глава содержит особое наставление для настоятеля, раскрывающее его обязанности по отношению к монастырю, и поучение для братии. Здравый смысл и религиозный формализм отца иосифлянства заставляют его повторить первые девять поучений в виде кратких правил, которые должны регламентировать всю жизнь монастыря с раннего утра до ночи.

Далее следуют еще две главы 607 ; первая из них содержит девять «преданий» – наставлений о том, как соборные старцы должны блюсти устав, а вторая девять «запрещений», которые игумен и соборные старцы могут применять по отношению к братиям, нарушившим устав. В заголовке этой главы Иосиф подчеркивает, что правила иноческого общежития составлены им по образцу правил и аскетических наставлений св. Василия Великого и монастырского устава прп. Феодора Студита.

«Духовная грамота» Иосифа – подробно расписанный монастырский устав, до мелочей регламентирующий повседневную жизнь монастырей и при этом особое внимание уделяющий внешнему поведению инока.

Иным духом веет от «Предания учеником своим о жительстве скитском» прп. Нила Сорского († 1508), которое по своему содержанию не является монастырским уставом, потому что в нем говорится лишь об основах иноческого жития, главным образом о брани инока с искушениями и грехами. О содержании «Предания» мы много говорили выше (глава IV, 2). Здесь напомним только, что воззрения Нила на монашескую жизнь сильно отличаются от взглядов Иосифа, ибо он предпочитает не киновию, как Иосиф, а скитское жительство.

Все эти монастырские уставы обязаны своим возникновением личному почину отдельных подвижников. В сущности, все они появились потому, что подвижники стремились с их помощью устроить внутреннюю монастырскую жизнь в основанных ими обителях так, чтобы она наилучшим образом соответствовала их аскетическим идеалам; эти уставы должны были также способствовать тому, чтобы заведенный порядок сохранялся как можно дольше и после их кончины первоначальника монастыря. Выше мы уже говорили о том, сколь важен был личный авторитет основателя обители и как почитали его после преставления. Хотя все эти уставы-завещания, написанные для современников составителя и для будущих поколений иноков, имеют явные агиографические черты, все же они очень сильно окрашены местным колоритом. Поэтому исключалась возможность подражания им или применения устава одной обители в другом монастыре, особенно если учесть предубеждение древнерусских монахов против писанных, подробно все регламентирующих уставов. Этим и объясняется удивительное разнообразие в устройстве внутренней жизни в разных монастырях, хотя все эти монастыри могли жить по общежительному уставу, а также то различие, которое наблюдается в строе монастырского быта в одном и том же монастыре в разные эпохи, в зависимости от того, сколь много времени прошло после кончины основателя обители или того или иного настоятеля, обладавшего сильной волей и большим даром духовного окормления. Все эти уставы больше связаны с историей отдельных обителей и с нравственным богословием Древней Руси, чем с общей историей древнерусского монашества. Хотя все они возникли в течение одного полустолетия – «Предание» Нила в конце XV в., а «Завещание» Герасима незадолго до 1554 г., – все же влияние их не было особенно большим, и никакой реформы монастырской жизни они не вызвали. Такой устав делал более притягательным духовный образ его составителя, но действенным и плодотворным он оставался недолго. Единственное, что характерно для всех этих уставов, за исключением устава Нила Сорского, – предпочтение киновии.

2. Монастырские уставы XVI и XVII веков

Мероприятия Макария против идиорритмы носили местный характер, ибо касались лишь его епархии. Из постановлений Стоглава видно, что по-прежнему существовали и общежительные, и особножительные монастыри. Из деяний Стоглава (глава 52) видно, что признавались оба вида монастырей; кроме того, в Стоглаве (глава 85) говорится о том, что монахи часто уходили из киновийных монастырей, поскольку не могли или не хотели соблюдать правила общежительного устава. Стоглав запретил создание новых маленьких пустынек, в которых иноки обычно жили по особножительному уставу, он распорядился, чтобы маленькие пустыньки, расположенные неподалеку друг от друга, объединялись в единый монастырь, но в постановлениях ничего не сказано о том, какой устав должен вводиться в таких объединенных монастырях. Глава 49, специально посвященная «честным обителям», содержит общие положения о внутренней жизни в монастырях; к киновийным монастырям относится требование общей трапезы и запрет вносить в кельи и хранить там съестные припасы.

3. Внутренний склад монастырского быта

Монастырский устав, очевидно, должен быть краеугольным камнем внутреннего устройства монастыря, но возникает вопрос, так ли обстояло дело в действительности. Следует различать две стороны в жизни монастырей: организацию управления и соблюдение требований устава. Относительно первого можно утверждать, что, насколько позволяет судить об этом доступный нам материал, в целом организация управления в монастырях обоих видов на практике мало отличалась друг от друга; важное значение имело то обстоятельство, что почти все монастыри обоих видов владели землей, возделывание которой влекло за собой определенные последствия. На монастырскую дисциплину влияли три фактора: во-первых, воззрения той эпохи на иноческую аскезу, на ее смысл и цель, во-вторых, общее отношение к киновии и идиорритме и, в-третьих, далеко зашедшее обмирщение внутреннего монастырского быта и падение дисциплины в результате владения землей. Неуклонное обмирщение монашества пагубно отражалось и на организации управления, и на деятельности монастырских властей, и на монашеской дисциплине. Кроме того, на характер монастырского управления влияла светская власть, которая очень часто вмешивалась в церковные дела, что ясно видно из нашего очерка церковно-государственных взаимоотношений, монастырской колонизации и монастырского хозяйствования.

Ясно, что число монахов, занятых определенными послушаниями, в больших и малых монастырях было разным; в общежительных монастырях, особенно если они владели обширными вотчинами, довольно многие монахи заняты были в различных отраслях хозяйства. Если их к тому же посылали управляющими или надзирателями в дальние деревни или на предприятия (на мельницы, солеварни, рыбные тони, на вырубку леса), то они совершенно отрывались от внутренней жизни монастыря; хотя они по-прежнему крепко были привязаны к монастырю, но эта связь носила уже не духовно-религиозный, а чисто земной характер – заботы и попечения об управлении монастырским хозяйством. В маленьких монастырях и пустынях в целом духовный уровень был выше и уставные правила нарушались реже, хотя обобщать это утверждение нельзя. Сама структура монашеского и монастырского быта несла в себе зародыши обмирщения, и возвышаться над общим духовным уровнем могли лишь отдельные подвижники.

4. Чин пострижения и духовное окормление новоначальных монахов

После вступления в монастырь начинался испытательный срок – искус послушничества. Из отдельных фактов, о которых здесь уже говорилось, видно, что настоятели часто вынуждены были совершать чин пострижения над лицами, не прошедшими в монастыре искуса послушничества, так что в действительности с соблюдением всех требований устава постригались лишь те лица, которые вступали в монастырь по доброй воле и в юном возрасте.

По образу подвижничества все монахи в Русской Церкви разделены на три степени: 1) рясофорные, 2) монахи малой схимы и 3) монахи великой схимы; проходить эти степени можно лишь последовательно. В соответствии с этими тремя степенями существует три чина пострижения.

До пострижения в монахи послушник должен пребывать под духовным руководством достойного и опытного пожилого монаха. Иными словами, требуется, чтобы будущий инок, по крайней мере до пострижения, прошел духовный искус под водительством старца. Трудно установить, в какой степени в XVI-XVII вв. исполнялось это требование. О характере и распространенности старчества в эту эпоху подробнее будет говориться в главе XV, здесь же отметим только, что к этой эпохе относятся два сочинения, посвященные духовному становлению послушника.

5. Богослужебный монастырский устав и повседневная жизнь монахов

С практически-аскетической точки зрения для послушника или новоначального инока большое значение имел не только введенный в обители устав или руководство со стороны настоятеля, но и вся духовная атмосфера монастыря, а также строй повседневного монастырского быта. В этом отношении основу для распределения суток между разными послушаниями составлял порядок богослужений, который определял время для молитвы, рукоделия и отдыха.

В Русской Церкви соблюдаются четыре длительных поста: Великий пост перед Пасхой (Четыредесятница), начинающийся в понедельник после сырной седмицы; Рождественский пост (перед Рождеством), начинающийся со дня, следующего за памятью апостола Филиппа (14 ноября), поэтому в народе этот пост называется Филипповым; Петровский пост, с понедельника второй седмицы по Пятидесятнице до праздника св. апостолов Петра и Павла (29 июня); наконец, Успенский пост – в течение двух недель перед Успением Божией Матери (15 августа). Еще соблюдаются посты каждую среду (в воспоминание о предательстве Иуды) и каждую пятницу (в воспоминание о Распятии Христа); посты в день Воздвижения Креста Господня (14 сентября), в память усекновения главы Иоанна Крестителя (29 августа), в канун Рождества Христова и в канун Богоявления (5 января). В соответствии с правилами Типикона о соблюдении постов монастырские обиходники содержат в себе точнейшие указания о трапезе монахов в течение всего года.

В Типиконе точно перечислены дни, когда дозволяется употреблять вино и масло; в эти дни можно пить вино, разбавленное водой, и вкушать пищу с растительным маслом. Вкушение мяса в Восточной Церкви монахам запрещено совершенно, в посты и во все будние дни положено также воздержание от молочных кушаний и яиц. Молочные блюда или овощи со сливочным маслом, каша с молоком или сливочным маслом, белый хлеб или пироги, начиненные капустой или рыбой, появляются на монастырском столе лишь в воскресные и праздничные дни. В праздники Господские и Богородичные трапеза монахов и лучше, и обильней (от трех до четырех блюд), чем в праздники, посвященные памяти святых или в именины царя. Монастырские обиходники содержат еще одну характерную черту тогдашнего благочестия: особенно «добрая и легкая» трапеза положена в Богородичные праздники; более обильная трапеза положена была также в праздники, посвященные особо чтимым иконам Божией Матери – например, Владимирской и Казанской. Торжественно отмечался день преставления основателя обители, становившийся после его прославления церковным праздником, и день его именин.

6. Состояние монашеского жития

Этот религиозный формализм набрасывает тень не только на благочестие духовного отца иосифлянства, он сказался и в характере благочестивого царя Федора Ивановича (1584–1598) 677 или царя Алексея Михайловича (1645–1678), придававшего столь большое значение обрядам, а свое окончательное выражение он обрел в расколе XVII в., когда не одно поколение людей кровью и самосожжениями засвидетельствовали приверженность религиозному формализму.

Упадок монастырской жизни виден не только нам, в исторической перспективе, он сознавался и современниками. Не только нестяжатели, вроде князя-инока Вассиана или старца Артемия, но и митрополит Даниил, один из самых верных учеников прп. Иосифа, или царь Иван IV откровенно говорят об этом упадке. Постановления Стоглава и некоторые другие материалы эпохи дорисовывают общую картину монастырского быта XVI в., и в результате острая критика нестяжателей или сочувствовавшего им Максима Грека теряет оттенок партийной пристрастности.

Формализм в понимании аскетических основ монашеского подвижничества, характерный и для митрополита Даниила, и для епископов Стоглава, не способствовал преодолению пороков и бесчинств, наблюдавшихся в жизни монастырей. И в следующем столетии не было принято действенных мер, которые могли бы приостановить процесс обмирщения монашества; не знаем мы и никаких сочинений той эпохи, в которых делалась бы попытка уяснить внутренний смысл аскезы. Высокие примеры подлинно аскетического подвижничества XIV-XV вв. потускнели в сознании широких слоев монашества. Лишь одиночки держались еще древнего аскетического предания, но среди них не было деятелей с организаторским талантом или со стремлением к реформам. Церковная иерархия тоже не предпринимала никаких мер по очищению монастырского быта. Эта эпоха – от Смутного времени до петровских преобразований всей русской жизни – направила свое внимание, свои силы и страсти в другую сторону.

7. Подсудность монастырей по духовным делам

Упадок монашеской жизни и монастырской дисциплины отчасти объясняется неопределенностью в вопросе подсудности монашества.

Нарушения монастырской дисциплины монахами подлежали духовному суду епархиальных архиереев. Но в отношениях монастырей с архиереями, особенно в вопросе подчинения и подсудности, наблюдается большой разнобой.

Отсутствие нормальных, упорядоченных и постоянных взаимоотношений между епархиальными архиереями и подчиненными им монастырями, разумеется, вредно сказывалось на ведении духовных судебных дел. Настоятели монастырей, зачастую вынужденные слишком много внимания уделять хозяйственным заботам, не имели ни времени, ни достаточного авторитета, чтобы поддерживать строгую дисциплину. Их права и обязанности вытекали не столько из монастырского устава или распоряжений епархиального архиерея, сколько из привилегий, которыми был наделен монастырь, отчасти же просто из обычая. Мы уже говорили о соборных старцах, которым, например, глава 14 устава Иосифа Волоколамского давала право накладывать дисциплинарные взыскания на нарушителей устава. Если настоятель и соборные старцы поддерживали хорошие отношения между собой, дела шли неплохо, но если между ними были трения и споры, единогласие исчезало и в монастыре могли возникать нестроения. Все эти обстоятельства затрудняли поддержание строгой дисциплины в монастырях. Общее состояние монастырей требовало, с одной стороны, определенных мероприятий церковной власти, с другой – выдвижения деятельных лиц из среды самого монашества. Но, к сожалению, не произошло ни того, ни другого.

8. Епископат

Годы, проведенные в монастыре, не могли не повлиять на взгляды человека, особенно в ту пору. Монастырь был для него школой, где он не только постигал общие основы подвижнического жития, но и знакомился с бытовавшими там воззрениями и взглядами на церковно-политические вопросы, и эти взгляды влияли на него. Впоследствии в любой сфере жизни вне монастыря он будет хранить духовную атмосферу своей обители, будет действовать в соответствии с ее духом и оценивать все явления церковной жизни, исходя из традиций своего монастыря.

Невнимание епархиальных архиереев к вопросам монастырского быта еще более способствовало обмирщению иноческой жизни. После упразднения Монастырского приказа и Собора 1667 г. епархиальные архиереи получили больше возможностей для успешной деятельности в своих епархиях, но отсутствие подходящих для этого личностей препятствовало успеху.

Два иерарха особенно резко выделяются из среды русского епископата: св. Филипп, митрополит Московский (1566–1568), и патриарх Никон (1652–1666). В их судьбах есть общий момент: столкновение с государственной властью. Церковно-исторические предпосылки этих столкновений были разного, можно даже сказать, противоположного характера. И само содержание этой борьбы – для св. Филиппа краткой, а для патриарха Никона длительной – имело разный характер. Нельзя утверждать, что оба архипастыря в равной мере принадлежат истории русского монашества. Их личная иноческая биография складывалась по-разному.

В истории русского монашества Никон занимает не особенно заметное место; годы, проведенные им в монастыре до архиерейской хиротонии, не имели никакого значения для его жизни, аскетическая школа (если вообще можно говорить по отношению к Никону о такой школе), пройденная им в Соловецком монастыре и в скиту Елеазара Анзерского, не оказала никакого влияния на его страстный характер. Простой монашеский клобук не был подходящим одеянием для его натуры, которой более соответствовали роскошные золотые регалии Московского патриарха, ибо они внешне воплощали в себе его религиозные воззрения. Труды и судьбу Никона невозможно охарактеризовать в кратком очерке, поскольку их нельзя понять, исходя лишь из церковно-политической или исторической атмосферы России XVII в., – они явились следствием или, лучше сказать, завершением, с одной стороны, попытки церковной иерархии решить проблему взаимоотношений между государством и Церковью в христианском государстве, с другой стороны, его реформы направлены были против таких явлений внутрицерковной жизни, которые были слишком глубоко укоренены в церковной истории страны.

В ином свете предстает житие митрополита Филиппа, деятельность которого вполне может быть рассмотрена в рамках истории русского монашества. Того монашества, которое деятельно участвовало в формировании идеи о «Москве – третьем Риме» и которое выдвинуло его, св. Филиппа, церковного архипастыря, чтобы он подверг эту идею практическому испытанию. Распря между св. Филиппом и царем Иваном показала, сколь сильно расходились теория и практика и как часто первая искажалась второй. Для св. Филиппа речь шла об обязанностях архипастыря по отношению к светской власти, и он решил вопрос так, как требовал его сан, исходя из церковно-аскетической точки зрения.

Св. Филипп происходил из боярской семьи Колычевых (родился в 1507 г.), в миру его звали Федором, юные годы он провел в Москве в правление Василия III, в эпоху, которую мы уже охарактеризовали. Г. Федотов в своей биографии митрополита Филиппа 723 показал напряженность политической борьбы, которая развернулась в Москве в ту пору, она не прошла бесследно для юного Колычева, в тридцать лет Федор решил уйти из Москвы. Он отправился на север и поступил послушником в Соловецкий монастырь (1537). Как повествует его житие, он отличался готовностью выполнять любую физическую работу и со смирением делал все, что входило в его обязанности. Потом он постригся в монахи. Духовным руководителем его был старец Иона. Несколько лет инок Филипп провел в совершенном уединении, в дремучем лесу вне монастыря. После 11 лет иночества, когда Филиппу был уже 41 год, братия, по предложению уходившего на покой игумена, избрала его новым настоятелем монастыря (1548). Тогда в характере смиренного подвижника проявились новые черты: с большим рвением принялся он за хозяйственное устроение монастыря и обнаружил в этом деле особые дарования. Может быть, в этой деятельности нашла себе выход энергичная натура боярского сына XVI в., временно приглушенная иноческим клобуком. Годы правления Филиппа были периодом хозяйственного расцвета и обогащения монастыря. Он перестроил монастырские здания, выстроил новый, более просторный скотный двор, кирпичный завод и большую мельницу, создал обувную мастерскую и даже сконструировал, как повествует житие, некую сложную исправно работавшую машину для уборки урожая. Однако настоятель заботился и о том, чтобы братия вела строгую жизнь.

В 1590 г. настоятель Соловецкого монастыря испросил у царя Федора, сына Ивана, позволение перенести гроб с останками мученика в свой монастырь, что ему было разрешено сделать. При вскрытии могилы останки мученика оказались нетленными. У его могилы в Соловецком монастыре свершались исцеления и другие чудеса. В 1636 г. мученик был причислен к лику святых, а в 1646 г. его мощи были перенесены в монастырский собор. Несколько лет спустя, в 1652 г., царь Алексей направил в Соловецкий монастырь особое посольство во главе с будущим патриархом Никоном, в ту пору Новгородским митрополитом. Посольство доставило мощи святого в Москву. В богослужении в честь св. Филиппа Церковь именует его «истины поборником» и тем самым выражает свой суд о царе Иване.

9. Подвижничество в XVI и XVII столетии

Хотя XVI-XVII вв. нельзя назвать иначе, как эпохой кризиса и обмирщения русского монашества, однако и в эту пору случались явления другого рода. Как жар под пеплом, внутри монастырских стен таились светочи истинно христианского подвижничества. Сквозь толщу религиозного формализма и равнодушия пробивался дух подлинного аскетизма, и из массы монашеской выделялись отдельные личности, воплотившие в себе тип подвижника этой печальной эпохи. Как правило, эти подвижники спасались вдали от больших и прославленных монастырей, которые раньше, в XIV-XV вв., были очагами иноческого подвижничества и отречения от мира. Русское благочестие и святость постепенно скрывались от мира, чтобы в позднейшие времена, в XVIII-XIX вв., осторожно и как бы пугливо явиться миру, точно пламенеющие искры или солнечные лучи, видные лишь тому боголюбцу, который настойчиво ищет их, или тому исследователю, который стремится проникнуть взором вглубь монастырской жизни той эпохи.

Трудность для исследователя связана еще и с тем, что русская агиографическая литература по этой эпохе не так богата, как литература по XIV-XV вв. Тут нужно учитывать два обстоятельства. Деятельность митрополита Макария и еще живое аскетическое предание способствовали росту интереса к XIV-XV вв., к литературному описанию подвигов святых той эпохи. Но позднее, из-за обмирщения монастырского быта и хозяйственных попечений братии, для литературной деятельности уже не оставалось ни времени, ни сил. В XVII в. из среды монашества не вышло таких публицистов и писателей, каких мы знаем по 1-й половине предшествующего столетия. И все же некоторые из проявлений духовности XVII в. могли бы найти отражение в литературе, если бы ураган петровской эпохи не потряс с такой силой всю жизнь Церкви. Многое было утрачено, а кое-что сохранилось лишь в отрывках или в легендах и памяти народной, хотя в фольклор этот материал перешел потому, что надежные свидетельства современников не были запечатлены на бумаге прилежной рукой монаха. Монашество само больше не замечало и не ценило многих проявлений духовности в своей среде. Преклонение перед аскетическими подвигами и понимание их смысла уже не было, как прежде, само собой разумеющимся делом. Из всего этого очевидно, что наши знания о немногих подвижниках XVI-XVII вв. слишком недостаточны.

Имена некоторых подвижников, по духу принадлежавших еще иночеству XV в., уже упоминались (глава IV). Они жили в переходный период, когда уже начал выявляться кризис монашества. Они принадлежали обеим эпохам, поскольку несли в себе последний отблеск сияния аскетических подвигов иночества Московской Руси, и этим сиянием исполнена была жизнь подвижников благочестия, стоявших на пороге нового времени.

Читая повествования о подвигах русских святых XVII в., мы обнаруживаем две характерные особенности: во-первых, сравнительно распространенное тяготение к отшельничеству и к затвору, а во-вторых, стремление к умерщвлению плоти через телесные страдания, например ношение тяжелых вериг, – раньше эти явления не были особенно распространены среди русских подвижников благочестия.

Быт Соловецкого монастыря заставил инока Елеазара, стремившегося к подлинно подвижнической жизни, уйти из обители. Он поселился на Анзерском острове (примерно в 25 км от монастыря); через несколько лет, когда вокруг него собрались другие, склонные к суровым подвигам иноки, Елеазар решил основать скит. Монашеские кельи расположены были на версту друг от друга. Лишь в субботу вечером скитники собирались вместе на общее вечернее богослужение и на воскресную литургию, потом они снова расходились по своим кельям. Порядок в скиту был очень строгий, и житие самого Елеазара служило примером для братии. Как уже было сказано, Елеазар составил для своего скита устав. Скончался он в 1656 г. 737 В жизни скитника Елеазара мы видим попытку после долгого перерыва вернуться к устройству монастыря по древним скитским уставам, в противоположность тогда уже испытавшим сильное обмирщение общежительным монастырям.

Рассматривая жития упомянутых здесь аскетов, мы замечаем, что не все были довольны условиями, сложившимися в ту пору в монастырях; это недовольство заставляло подвижников уходить из обителей, чтобы спасаться в совершенном отречении от мира. Поиски далеких уединенных мест, где-нибудь посреди дремучих лесов и болот, где можно без помех подвизаться ради Христа, говорят не столько о новом аскетическом течении, сколько о недовольстве обмирщением жизни в монастырях. Эти подвижники XVII в. уже не могли вызвать общего оживления монастырской жизни. Они остаются одиночками, со своими индивидуальными характерами, но отнюдь не свидетельствуют о каких-либо переменах в общих настроениях и воззрениях монашества XVII в.

10. Миссионерские труды монахов

Жизнь другого миссионера, прп. Трифона Печенгского, проходила более мирно, чем жизнь Феодорита. Его житие дошло до нас. В юности он ушел из родительского дома и проводил жизнь отшельника в новгородских лесах. Потом он отправился на север, в Кольскую землю, и проповедовал там, на берегах реки Печенги, туземным язычникам лопарям, еще до миссионерских трудов Феодорита. Затем Трифон предпринял далекое путешествие в Новгород, чтобы получить разрешение на строительство церкви и благословение на проповедь Евангелия. Назад он вернулся с несколькими мастеровыми, и они построили церковь. В Коле, уже ставшей русским поселением, Трифон нашел иеромонаха, который освятил церковь и постриг его самого в монахи. Теперь он мог крестить язычников, а его церковь стала средоточием миссионерских трудов. Позднее Трифон основал при церкви монастырь и в 1556 г. получил от царя жалованную грамоту на соседние земли и рыболовные тони. Он выстроил вторую церковь для обращенных туземцев и проповедовал христианство еще в течение почти 30 лет, вплоть до своего преставления в 1583 г. 743

Причины столь малого размаха миссионерской деятельности кроются главным образом в недостаточном образовании монахов и в почти полном отсутствии инициативы и воодушевления на проповедь Евангелия со стороны церковной иерархии. Лишь в следующем столетии наблюдается оживление миссионерства в России, но почин тут скорее принадлежал правительству, которое исходило из политических соображений.

11. Социально-благотворительная деятельность монастырей

Здесь названы лишь отдельные случаи, которые не могут, конечно, дать представление о монастырской благотворительности во всем ее объеме, но и они говорят о том, что в этом направлении делалось много хорошего. Мы уже писали об огромных отчислениях из казны разных монастырей в период Смуты и во время войн, эти отчисления составляли очень крупные суммы. В этом отношении от монастырских владений пользу получало и государство, и общество.

Ср. главу I, 1. Уставы прп. Пахомия и свт. Василия Великого составляли основу монашеской жизни в Церкви. Новый период открывается уставом прп. Саввы, составленным прп. Саввой Освященным († 532) для своей лавры в Палестине. Он напечатан в Cotelerii Ecclesiae graecae monumenta. 3. P. 222 и след.; ср. также: Bardenhewer. 5. S. 127; Welzer. Kirchenlexikon. 2-е изд. 10. S. 1434; Fischer W. Zu dem Typikon des hl. Sabbas, в: BZ. 8 (1890). S. 306 и след.; Kurz E. Op. cit. 3 (1894). S. 167–170; а также: Олтаржевский. Палестинское монашество с IV по VI в. (1896) и Феодосий, иером. Палестинское монашество в IV в., в: ТКДА (1899). Устав Саввы содержит некоторые богослужебные указания, ибо он предназначен был для монахов, живущих в отдельных кельях. Богослужебный устав прп. Саввы стал краеугольным камнем православной всенощной. Мансветов И. Церковный устав (типик), его образование и судьба в Греческой и Русской Церкви (1885). С. 168 и след. Прп. Феодор Студит († 826) составил для своего монастыря особый устав, известный под названием Студийского. В противоположность уставу Саввы, предназначенному для келлиотов, устав Феодора имеет характер общежительного устава (PG. 99. P. 1704 и след.). В последней четверти X столетия появился так называемый «Устав Святой горы», составленный прп. Афанасием, основателем лавры на Афонской горе (ср.: Meyer Ph. Die Haupturkunde fur die Geschichte der Athosklцster (1894). S. 101 и след.). Афонский устав – это обработка Студийского устава: в нем тоже подчеркивается необходимость общежития, но, кроме того, даются особо строгие предписания относительно постов и монастырского благочиния (Мансветов. Ук. соч. С. 222). В последующие столетия византийские общежительные монастыри в основном жили по Студийскому уставу, хотя их богослужебные правила определялись в значительной мере Иерусалимским уставом, как обычно называли устав Саввы. Соколов. Внутреннее состояние монашества в Византийской Церкви с половины IX до начала XIII в. 842–1204, в: Прав. соб. 1893. 3. С. 122; Leclercq H. Cйnobitisme, в: Dictionnaire d’Archйologie chrйtienne et de liturgie. 2. P. 3049–3248 и Monachisme. Ibidem. 11. 2. P. 1774–1974. Сергий. Ук. соч. 1. С. 33–46, 113 и след.; Голубинский. 2. 2. С. 429.

Голубинский. 1. 2. С. 320–371, 502–608; 2. 2. С. 428; Мансветов. Там же. С. 113 и след., 121 и след.

Серебрянский. Ук. соч. С. 261.

Горчаков М. К истории епитимийных номоканонов православной Церкви (1874). С. 104–110.

Источник