чем небо темнее тем ярче луна
Чем небо темнее тем ярче луна
— Чувствуете, Владислав? — с вдохновением вопрошал стоящий рядом Зуев. Они даже плечами соприкасались. — Подвижность замечательная. Мы неплохо поработали. Вы нашли это место?
Владик только нахмурился, изо всех сил стараясь найти. Стараясь — и ничего не ощущая.
— Ну как же вы не… — рука Зуева мгновенно и совершенно неожиданно оказалась поверх. Тяжёлая, горячая и властная. — Лежите смирно, Верочка. Сейчас мы вас отпустим.
Совершенно непонятным образом у Зуева вышло направить его. Рука сверху руководила, но впервые Владик не почувствовал ярости на Зуева. Он вдруг поддался накатившему чувству единения, как если бы прибор, наконец-то, соединили частями правильно, и он начал работать, и приносить всем пользу. Копчик Верочки, на самом деле очень подвижный и без признаков окостенения, весь лежал в его пальцах. И в том месте, где его большой палец прижимался сквозь кожу к позвонку, ощущалась какая-то явная неправильность, дисгармония. Владик нахмурился, закрывая глаза. Он чувствовал, что Зуев сейчас весь внимание. Чувствовал, как перебирает чужой копчик собственными пальцами. Чувствовал, в конце концов, себя словно внутри. Но совсем не так, как каждый мужчина мечтает оказаться внутри женщины. Словно внутри — и в этот же момент над всем. Царем мира.
— Я нашёл, — тихо прошептал Владик, боясь спугнуть наваждение.
— Ну, вот видите, — Зуев вдруг улыбнулся. На самом деле улыбнулся, а не обозначил. — Вы не совсем потеряны для мануальной терапии. Ещё всё может получиться.
И этими словами он похерил всё то чудо, которое вдруг выстроилось внутри Владика в правильном порядке. Он резко выпустил копчик, высвобождаясь из-под чужой ладони. И быстро, чтобы это не походило на бегство совсем уж откровенно, вышел из кабинета. Вышел, хватая на ходу с вешалки свою весеннюю куртку.
Вокруг было сыро и грязно. Уже которую неделю зима боролась с весной за первенство. И хотя воздух заметно потеплел, город заваливали снегопады, как бесконечные тела крошечных погибших в неравной войне снежинок. Владик терпеть не мог это слякотное, скользкое межсезонье, воняющее оттаявшим собачьим дерьмом. Ко всему, вечером становилось не по-весеннему холодно и ветрено.
Он успел докурить почти до конца, когда в заднем кармане джинсов завибрировал сообщением телефон.
Лена писала: «Приедешь сегодня? Родителей до воскресенья не будет».
Подумав совсем недолго, он решил ехать. Добираться от неё потом, правда, придётся только на такси — больше ничего в его края после полуночи не ходило. Но, Владик надеялся, оно того будет стоить. Перед глазами почему-то стояла задница Верочки и две руки, его и Зуева, заплутавшие между её ягодиц.
Лена встретила его в одном халате, накинутом на голое тело. Сквозь тёмный шёлк отчётливо проступали напряжённые соски.
Лена убрала волосы с лица и вдруг, посмотрев в глаза, тихо спросила:
— Серый, у тебя всё в порядке?
Уже спустя десять минут он трясся в такси по колдобистой дороге к дому. Внутри словно тянуло. Какой-то нарыв, которому не было ни объяснения, ни названия. Владик смотрел сквозь затонированное дешёвой плёнкой окно на пробегающие мимо огни, на мокрые лужи и растёкшуюся повсюду снежную грязь. Смотрел и думал, что же ему с собой делать. Что делать, если никак не можешь найти и проработать трещину даже в себе?
Ни до чего путного не додумался, конечно. Дома все давно спали, поэтому Владик, напившись чая и проверив будильник, тоже завалился спать.
Спустя неделю звонок телефона застал его прямо посреди сеанса мануальной терапии. Он бы не стал даже смотреть и сбросил, но это был особый рингтон. Звонила мама.
— Глеб Юрьевич, разрешите? — Владик повернулся и встретился с изучающим взглядом. Впрочем, спустя мгновение Зуев кивнул и тут же подхватил своими пальцами позвоночник Михеева Льва Абрамовича, который надеялся избавиться от своих болей в спине.
Владик выскочил за дверь кабинета, кивнул сидящим на ближайших диванчиках пациентам и, уже отвечая на звонок, пошёл в конец коридора, в сторону окна.
— Владик, как хорошо, что ты ответил, — мама звонила нечасто, особенно в рабочее время. Да и зачем? Они виделись ещё утром. Вот только голос у неё был странный.
— Что случилось? Говори, я ещё на смене.
Она выдохнула в трубку, а потом вдруг разрыдалась, и у Владика защемило сердце.
— Нам сегодня свет отключили, Влад. Я сначала думала, профилактические работы, но когда его не дали после обеда, — мама всхлипнула, и Владик прикрыл глаза, слушая родной голос. — Лида не может ничего приготовить, дети сидят голодные. Оказывается, отец перестал платить за квартиру. У нас долг уже за три месяца, — мама снова всхлипнула. Так начиналась истерика.