Без вин без курева житья культурного за что забрал начальник отпусти
Без вин без курева житья культурного за что забрал начальник отпусти
РАЗ В МОСКОВСКОМ КАБАКЕ СИДЕЛИ
Раз в московском кабаке сидели,
Пашка Лавренёв туда попал,
И когда порядком окосели — тра-ра,
Он нас на Саян завербовал.
В края, далёкие,
Гольцы высокие,
На тропы те, где дохнут рысаки.
Без вин, без курева,
Житья культурного—
Почто забрал, начальник, отпусти!
Края сердитые,
Сидим небритые,
Сидим в палатке грязной и сырой
Без вин, без курева,
Житья культурного,
Так далеки от женщин и пивной.
Песня наверняка авторская, но авторства мне установить не удалось. В ней нет явного уголовного колорита, однако в преступном мире она хорошо известна. Именно её пел в кинофильме «Дело пёстрых» Михаил Пуговкин, исполнявший роль матёрого рецидивиста. Вообще тема вербовки работяг в Сибирь и на Дальний Восток для бывших «сидельцев» очень близка. Отмотавшим срок арестантам было чрезвычайно трудно устроиться на хорошую работу, поэтому те, кто хотел расстаться с преступной жизнью, нередко вербовались в глухие места, где можно было неплохо заработать, вкалывая в тяжёлых условиях (нефтегазовые разработки, золотодобывающие прииски, строительство городов и дорог в труднопроходимых местностях и проч.) В этой песне, возможно, идёт речь о строительстве Саяно-Шушенской гидроэлектростанции.
Песню про московский кабак любил покойный Зиновий Ефимович Гердт, замечательный российский актёр. Особенное восхищение вызывали у него строки: «Жизнь прошита ниткою суровой, /А в конце — сургучная печать».
Гердт отмечал, что такие строки сделали бы честь любому великому поэту.
Жиганец Ф. Блатная лирика. Сборник. Ростов-на-Дону: «Феникс», 2001, с. 306-308.
Кинофильм «Дело «Пестрых», снятый в 1958 году на «Мосфильме» Николаем Досталем по одноименной повести Аркадия Адамова (1956), посвящен будням послевоенного уголовного розыска. Повесть стала первым широко известным советским детективом.
В фильме «Дело «Пестрых» звучат лишь несколько неполных строк песни, поет ее рецидивист Сафрон Ложкин в исполнении Михаила Пуговкина, укладываясь спать:
«Раз в московском кабаке сидели,
Гришка Лавренев туда.
.
В края далекие, гольцы высокие,
На тропы те, где дохнут рысаки.
Без вин, без курева, житья культурного.
За что забрал? Начальник, отпусти!»
Исполнение Гарика Осипова, 2008 год:
Раз в московском кабаке сидели,
Гришка Лавренев туда попал.
А когда по пьянке окосели,
Он нас в Фергану завербовал.
Края — далекие, поля — широкие,
Там, где от солнца дохнут рысаки.
Без вин, без курева — житья культурного…
За что забрал, начальник? Отпусти!
Нас в вагон товарный посадили,
Пожелав счастливого пути.
Документами нас всех снабдили,
А потом сказали нам: «Прости».
Через день прикончили мы водку,
Кончился и спирт, и самогон.
И тогда вливать мы стали в глотку
Политуру и одеколон.
Мы по назначению поспели,
Пьяные мы к месту побреди.
Только зря тогда мы пропотели.
Ничего тогда мы не нашли.
Год прошел, и кончилась работа,
А мы еще не начали сезон.
И каких-то новых обормотов
На путях товарный ждет вагон.
Песни нашего двора / Авт.-сост. Н. В. Белов. Минск: Современный литератор, 2003. – (Золотая коллекция).
Дело «пёстрых» (1958)
Регистрация >>
В голосовании могут принимать участие только зарегистрированные посетители сайта.
Вы хотите зарегистрироваться?
новое сообщение
отзывы
Очень жаль, что в своё время никто не выяснил у Михаила Пуговкина и композитора фильма Михаила Чулаки полный текст и мелодию исполняемого Софроном Ложкиным фрагмента блатной песни (сцена на даче в Малаховке).
Мелодия поразительно похожа на Девушку из маленькой таверны.
Софрон поёт: Как в московском кабаке сидели… Затем несколько тактов вокализа, и Софрон продолжает:
Края далёкие, гольцы высокие
На той тропе, где гибнут рысаки.
Без вин, без курева, житья культурного…
За что забрал, начальник? Отпусти!
Рукописи не горят! Благодаря Интернету нашёл полный текст в репертуаре Аркадия Северного. Текст слегка отличается от софроновского:
Раз в московском кабаке сидели,
Пашка Лавренев туда попал.
И когда порядком окосели,
Он нас на Саян завербовал.
В края далекие, гольцы высокие,
На тропы те, где дохнут рысаки.
Без вин, без курева,
Житья культурного.
Почто забрал, начальник, отпусти.
Нам авансы крупные вручили,
Пожелали доброго пути.
В самолет с поллитрой посадили
И сказали: Черт с тобой, лети.
В края далекие, гольцы высокие,
На тропы те, где дохнут рысаки.
Без вин, без курева,
Житья культурного.
Почто забрал, начальник, отпусти.
За неделю выпили всю водку,
Наступил голодный рацион.
И тогда вливать мы стали в глотку
Керосин, бензин, одеколон.
Края сердитые, сидим небритые,
Сидим в палатке грязной и сырой
Без вин, без курева,
Житья культурного.
Так далеки от женщин и пивной.
В нашей жизни серо-бестолковой
Часто просто нечего терять.
Жизнь прошита ниткою суровой,
А в конце сургучная печать.
И ходим пьяные через Саяны мы,
По тропам тем, где гибнут рысаки,
Без вин, без курева,
Житья культурного.
Почто забрал, начальник, отпусти.
Новое в блогах
О песнях далёкого (и не очень) прошлого
Может про «Бодайбинку» и «В лесу родилась ёлочка» Марк II Казимировский знает? Песни-то Бодайбинских геологов-съёмщиков.
Стеллa W # написала комментарий 12 июля 2012, 17:42 Нашла про Елочку, автор стихов и музыки Наталья Макарова
Стеллa W # ответила на комментарий Николай Белозеров 13 июля 2012, 05:33 В лесу родилась ёлочка,
В лесу она росла.
Зимой и летом стройная,
Зелёная была.
Шептали подружки,
Что ёлочка чудо,
Красива, только очень горда!
И молодой могучий кедр
По ней страдал тогда.
Но вот порою раннею
Шёл парень молодой.
На нём штормовка рваная,
На нём рюкзак большой.
Он к ёлке нагнулся,
Он ей улыбнулся,
Он ёлку королевой назвал.
И на прощанье лапу ей
Мохнатую пожал.
С тех пор влюбилась ёлочка
В бродягу с рюкзаком.
И днём, и ночью ёлочка
Всё думала о нём.
Искала, искала,
Искала, искала,
Бродила вдоль тропинок лесных,
Пока метель не скрыла их
В сугробах голубых.
Но человек под ёлочкой
Не слышал ничего,
Как ёлка лапой шёлковой
Всё гладила его.
Ласкала, ласкала,
Ласкала, ласкала,
Забыла про мороз и пургу!
А человек под ёлочкой
Навек уснул в снегу.
Стеллa W # написала комментарий 12 июля 2012, 17:51 Раз в московском кабаке
Раз в московском кабаке сидели,
Пашка Лавренёв туда попал.
И когда порядком окосели,
Он нас на Саян завербовал.
В края далёкие, гольцы высокие,
На тропы те, где дохнут рысаки.
Без вин, без курева,
Житья культурного.
Почто забрал, начальник, отпусти.
Нам авансы крупные вручили,
Пожелали доброго пути.
В самолёт с поллитрой посадили
И сказали: Чёрт с тобой, лети.
В края далёкие, гольцы высокие,
На тропы те, где дохнут рысаки.
Без вин, без курева, Житья культурного.
Почто забрал, начальник, отпусти.
За неделю выпили всю водку,
Наступил голодный рацион.
И тогда вливать мы стали в глотку
Керосин, бензин, одеколон.
Края сердитые, сидим небритые,
Сидим в палатке грязной и сырой
Без вин, без курева, Житья культурного.
Так далеки от женщин и пивной.
В нашей жизни серо-бестолковой
Часто просто нечего терять.
Жизнь прошита ниткою суровой,
А в конце сургучная печать.
И ходим пьяные через Саяны мы,
По тропам тем, где гибнут рысаки,
Без вин, без курева,
Житья культурного.
Почто забрал, начальник, отпусти
Без вин без курева житья культурного за что забрал начальник отпусти
— Ах, ну почему наши дела так унылы?
Как вольно дышать мы бы с тобою могли!
Но где-то опять некие грозные силы
Бьют по небесам из артиллерии Земли.
— Да. Может и так, но торопиться не надо.
Что ни говори, небо не ранишь мечом.
Как ни голосит, как ни ревет кононада,
Тут, сколько ни бей, все небесам нипочем.
— Ах, я бы не клял этот удел окаянный,
Но ты посмотри, как выезжает на плац
Он, наш командир, наш генерал безымянный,
Ах, этот палач, этот подлец и паяц!
— Брось, он ни похвалы, ни хулы не достоин,
Да, он на коне, только не стоить спешить.
Он не Бонапарт, он даже вовсе не воин,
Он лишь человек, что же он волен решить?
И что бы ни плел, куда бы ни вел воевода,
Жди, сколько воды, сколько беды утечет.
Знай, все победят только лишь Честь и Свобода!
Да, только они, все остальное не в счет!
Кирпичики
На окраине, где-то в городе,
Я в рабочей семье родилась,
Лет шестнадцати, горе мыкая,
На кирпичный завод нанялась.
Было трудно мне время первое,
Но потом, проработавши год,
За веселый гул, за кирпичики
Полюбила я этот завод.
На заводе том Сеньку встретила.
И с тех пор, как заслышу гудок,
Руки вымою и бегу к нему
В мастерскую, накинув платок.
Но, как водится, безработица
По заводу ударила вдруг.
Сенька вылетел, а за ним и я,
И еще двести семьдесят душ.
Тут война пошла буржуазная,
Озверел, обозлился народ,
И по винтику, по кирпичику
Разобрали весь этот завод.
После вольного счастья Смольного
Развернулась рабочая грудь.
И решили мы вместе с Сенькою
На кирпичный завод заглянуть.
Там нашла я вновь счастье старое,
На ремонт поистративши год,
И по камешку, по кирпичику
Собирали мы этот завод.
Любо, братцы, любо.
Как на грозный Терек
Выгнали казаки,
Выгнали казаки
Сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле,
И покрылся берег
Сотнями порубленных, пострелянных людей.
Припев: Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Атаман наш знает,
Кого выбирает.
— Эскадрон по коням! — да оставили меня.
И осталась воля,
Да казачья доля,
Мне досталась пыльная горючая земля.
А первая пуля,
А первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня.
А вторая пуля,
А вторая пуля,
А вторая пуля в сердце ранила меня.
Жинка погорюет —
Выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волюшки
Во широком полюшке,
Жалко сабли вострой да буланого коня.
4/4 /AmDm7/G7C/G/CE7/
AmF/GC/G/CE7/
AmF / GC / G / CE 7/ 2 раза (Припев)
Бублики
Ночь надвигается,
Фонарь качается,
Фонарь качается в ночную мглу.
А я, несчастная,
Торговка частная,
Стою и бублики здесь продаю.
Припев: Купите бублики, горячи бублики,
Купите бублики да поскорей.
За эти бублики
Платите рублики,
Что для республики
Всего милей.
Отец мой пьяница
За рюмкой тянется.
А мать — уборщица, какой позор.
Сестра гулящая,
Тварь настоящая,
А братик маленький — карманный вор.
Припев: Купите бублики, горячи бублики,
Купите бублики да поскорей.
Меня, несчастную,
Торговку частную,
Да в ночь ненастную
Ты пожалей.
Инспектор с папкою
Да с толстой палкою
Все собирается забрать патент.
Но я одесская,
Я всем известная
И без патента все продам в момент.
/ Am /%/ C / E 7/
Am/C/Dm6 E/Am/
Саяны
Раз в московском кабаке сидели,
Пашка Лавренев туда попал.
И когда порядком окосели,
Он нас на Саян завербовал.
Припев: В края далекие, гольцы высокие,
На тропы те, где дохнут рысаки.
Без вин, без курева,
Житья культурного.
Почто забрал, начальник, отпусти.
Нам авансы крупные вручили,
Пожелали доброго пути.
В самолет с поллитрой посадили
И сказали: — Черт с тобой, лети.
За неделю выпили всю водку,
Наступил голодный рацион.
И тогда вливать мы стали в глотку
Керосин, бензин, одеколон.
Припев: Края сердитые, сидим небритые,
Сидим в палатке грязной и сырой
Без вин, без курева,
Житья культурного,
Так далеки от женщин и пивной.
В нашей жизни серо-бестолковой
Часто просто нечего терять.
Жизнь прошита ниткою суровой,
А в конце сургучная печать.
Припев:
И ходим пьяные
Через Саяны мы,
По тропам тем, где гибнут рысаки,
Без вин, без курева,
Житья культурного.
Почто забрал, начальник, отпусти.
Коричневая пуговка
Коричневая пуговка валялась на дороге.
Никто не замечал ее в коричневой пыли,
А рядом по дороге прошли босые ноги,
Босые, загорелые протопали, прошли.
Ребята шли гурьбою по западной дороге,
Алешка шел последним и больше всех пылил.
Случайно иль нарочно, того не знаю точно,
На пуговку Алешка ногою наступил,
— А пуговка не наша, — сказали все ребята, —
И буквы не по-русски написаны на ней!
К начальнику заставы бегут, бегут ребята,
К начальнику заставы скорей, скорей, скорей!
— Рассказывайте точно, — сказал начальник строго,
И карту он зеленую перед собой раскрыл. —
— Среди какой деревни и на какой дороге
На пуговку Алешка ногою наступил?
Четыре дня скакали бойцы по всем дорогам,
Четыре дня скакали, забыв еду и сон,
На пятый повстречали седого незнакомца
И строго оглядели его со всех сторон.
А пуговки-то нету у левого кармана
И сшиты не по-русски широкие штаны,
А в глубине кармана — патроны для нагана
И карта укреплений советской стороны.
И так шпион был пойман у самой у границы.
Границу охраняет наш молодой расчет.
В Алешкиной коллекции та пуговка хранится,
За маленькую пуговку — ему большой почет!
Мы сами копали могилу себе
Под частым разрывом гремучих гранат
Отряд коммунаров сражался,
Под натиском белых наемных солдат
В расправу жестоку попался.
Навстречу им вышел седой генерал.
Он суд объявил беспощадный,
И всех коммунаров он сам предавал
Смертельной мучительной казни.
Мы сами копали могилу себе.
Готова глубокая яма.
Пред ней мы стояли на самом краю:
— Стреляйте вернее и прямо!
А вы что стоите, сомкнувши ряды,
К убийству готовые братья,
Пускай мы погибнем от вашей руки,
Но мы не пошлем вам проклятья!
В ответ усмехнулся палач-генерал:
— Спасибо за вашу работу.
Вы землю просили — я землю вам дал,
А волю на небе найдете!
— Не смейся над нами, коварный старик,
Нам выпала тяжкая доля,
На выстрелы ваши ответит наш клич:
«Земля и народная воля!»
Не нужно грустить, господа офицеры
Не нужно грустить, господа офицеры,
Что мы потеряли, ничем не вернуть.
Нет с нами отечества, нет с нами веры,
И кровью отмечен весь пройденный путь.
Вот мы неприятелем к Дону прижаты,
За нами остались полоски земли.
Пылают станицы, деревья и хаты,
Но все же чего-то поджечь не смогли.
Разбейте, поручик, стакан с самогоном,
Ведь вы не найдете спасенья в вине.
Все знают: командовать вам эскадроном,
Чему удивляться, ведь вы на войне.
И вы, есаул, не тянитесь к бутылке,
Юнцам подавая дурацкий пример.
Я знаю, что ваши родные в Бутырке,
Но вы не мальчишка, а вы офицер.
Я черная моль, я летучая мышь
Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Мой отец в октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.
Я сказала полковнику: — Нате, возьмите!
Не донской же «валютой» за это платить,
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
А все остальное — дорожная пыль.
Только лишь иногда под порыв дикой страсти
Вспоминаю Одессы родимую пыль,
И тогда я плюю в их слюнявые пасти!
А все остальное — печальная быль.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Цыц вы, шкеты, под вагоном
Цыц вы, шкеты, под вагоном,
Враз кондуктор снимет вас.
Видно, брат, по рожам черным:
Едем к морю сквозь Донбасс.
Впереди в вагоне мягком
Едет с дочкою нэпман.
Вот бы нам на полустанке
Поживиться малость там.
Припев: Свисток!
Эй, браток, крой на ось!
И опять нас повез паровоз.
Мы без дома, без гнезда,
Шатья беспризорная.
Эх, ты, жизнь, ах, судьба ты моя,
Словно карта черная.
Глянь-ка, Ванька, за вагоном
С медным чайником идут.
С беспризорною братвою
Поделись, рабочий люд.
— Ты опять пришел к окошку,
Будешь клянчить пятачок.
— Дай хоть курева немножко,
Фу ты, жадина-сморчок!
Мы играем без игрушек.
Дашь — так живо подберем.
Мы из собранных полушек
Черной картой банк метем.
— Ну и грязный ты, мальчишка,
Лишь блестят одни глаза!
— Едешь ты в самом вагоне,
А я на оси колеса.
— Дай пятак, не пожалеешь,
Я пошамаю хоть раз.
Ты мою сестренку Вальку
Мне напомнила сейчас.
Точь вот в точь твой голос звонкий,
И глаза совсем твои.
— Ну, а где твоя сестренка?
— Скорый поезд задавил.
— Ну, а мамка где? — Не знаю,
Потерял с давнишних пор.
Мамка мне — трава густая,
Батька — ветер да костер.
Припев: Свисток!
Эй, браток, крой на ось.
И опять нас повез паровоз.
Мы без дома, без гнезда,
Шатья беспризорная.
Ах, ты, жизнь, эх, судьба ты моя,
Словно карта черная.
Неизвестный автор. А для этой самой штуки
Уточнить аккорды припева и вообще его правомерность
Жизнью холостою я извелся,
Жалок мне мужчина холостой.
И поэтому я обзавелся
Молодой красивою женой.
Мне теперь не надо гладить брюки,
Помощь мне прислуги не нужна.
У меня для этой самой штуки, штуки, штуки, штуки,
Есть своя законная жена.
Был холост я и жил, ей-богу, как дурак,
Теперь женат, имею дом и свой очаг,
Жена, она она от Бога мне дана,
И с ней одной мне счастье и покой.
Холостой, покуда не женился,
Не узнает, что такое ад,
Что такое бешеная львица,
Я же претерпел все эти муки,
Знаю, что такое сатана,
У меня для этой самой штуки, штуки, штуки, штуки,
Есть своя законная жена.
Я уже совсем дошел до ручки,
Не хватает денег никаких,
Тянешь от получки до получки,
Клянча у знакомых и родных.
Только лишь возьмешь зарплату в руки,
Глядь, а этим денежкам хана,
У меня для этой самой штуки, штуки, штуки, штуки,
Есть своя законная жена.
Все умрут, и я умру, конечно,
За грехи нам всем гореть в аду,
И придется на том свете вечно
За грехи лизать сковороду.
Но, когда схватив за обе руки,
В ад меня потащит сатана,
Я скажу: для этой самой штуки, штуки, штуки, штуки,
Есть моя законная жена. Поёт и играет составитель.
Неизвестный автор. Сын поварихи и лекальщика
Сын поварихи и лекальщика,
Я в детстве был примерным мальчиком,
Послушным сыном и отличником
Гордилась дружная семья.
Но мне, непьющему тогда еще,
Попались пьющие товарищи,
На вечеринках и в компаниях
Пропала молодость моя.
Увяли розы, умчались грезы,
И надо мною день угрюмый встает,
Проходят годы, но нет исхода,
И мать-старушка слезы горькие льет.
А я все дозы увеличивал,
Пил и простую и «Столичную»,
И в дни обычные и в праздники
Вином я жизнь свою губил,
И хоть имел я представление,
Что это есть мое падение,
Я на работу стал опаздывать,
И похмеляться полюбил.
Поёт и играет А. Изотов.
Неизвестный автор. Раз в московском баре мы сидели. Саян
Раз в московском баре мы сидели,
Юрка Лавренев туда попал.
А когда порядком окосели, (С Алёхой)
Он нас на Саян завербовал.
Припев: В края далекие, гольцы высокие,
На тропы те, где гибнут рысаки.
Без вин, без курева, житья культурного. / 2 р
За что забрал, начальник, отпусти. / 2 р
Нам авансы крупные вручили,
Пожелали доброго пути.
В самолет с поллитрой посадили (С Алёхой)
Чтобы на Саяны отвезти.
А когда окончилася водка,
И настал голодный рацион.
Стали лить в охрипшие мы глотки, (С Алехой!
Легроин, бензин, одеколон.
Припев: И так шестерками хиляли пьяные
По тропам тем, где гибнут рысаки.
Хиляли пьяные, через Саяны мы
И ничего, конечно, не нашли.
Кончился сезон, конец работе,
Мы ж еще не начинали план,
И заместо всяческих отчётов (С Алехой)
Мы сложили песню про Саян
Припев: Про край далекий тот, с его красотами,
Про тропы те, где гибнут рысаки.
Без вин, без курева,
За что забрал, начальник, отпусти.
Поёт и играет составитель.
Неизвестный автор. Дует, дует ветерок …
Слышал я ее один раз – в Политехническом музее ее спел Александр Костромин. Записи, к сожалению, нет, а сам я ее не спою.
Что хочу вам рассказать,
Довелось мне испытать,
Ох не скрою, нет не скрою.
Я познакомился весною
С одною дамой молодой
Дама меня обнимает,
Ох обнимает, ух, обнимает
И к себе в гости приглашает
Ну как тут было устоять?
Прихожу я к ней домой,
К ней домой, к ней домой
Муж встречает вот такой!
Муж меня встречает,
И обнимает, и прижимает
И вниз по лестнице спускает
А в ней ступенек шестьдесят!
Порвал все брюки, порвал все брюки
И после этой самой штуки
Я в гости к дамам не хожу
Неизвестный автор. Джон Грей
В стране далекой Юга
Там где не свищет вьюга
Джон Грей красавец
Был он большой повеса
Храбрый как Дон-Кихот
Рита и крошка Нелли
Пленить его сумели
Часто порой вечерней
Он танцевал в таверне
Танго или Фокстрот
Роскошь, вино и чары
Денег у Джона хватит
Джон Грей за все заплатит
Джон Грей всегда таков
Но вот уж две недели
Джон Грей не видит Нелли
«Нелли вам изменила
Время проводит с милым Гарри
Джон Грей спешит к отелю
В номер коварной Нелли
Там он застал их в паре
Вместе с ковбоем Гарри
Вот что он им сказал
Ваша подружка Рита
Очень на вас сердита
Шлет вам в подарок
Я же устал с дороги
Ко мне не будьте строги
У Джона силы хватит
Джон Грей за все отплатит
Джон Грей всегда таков
Гарри вскочил на ноги
Джон Грей кричит «С дороги!»
Нож он в него воткнул
В стране далекой Юга
Там где не свищет вьюга
Джон Грей красавец
Был он большой повеса
Храбрый как Дон-Кихот
Аккорды могут слегка меняться от куплета к куплету и от состояния исполнителя.
Песня простонародный вариант. Поет и играет составитель
Иногда приписывается Блантеру и Подлевскому. Иногда слова – В. Массу. Однако, можно легко убедиться, что их музыка и слова ничего общего не имеют с этой песней.
Музыка Блантера в исполнении оркестра О. Лундстрема.
Исполнение А Миронова на музыку Блантера, возможно, со словами В. Масса.
Дата добавления: 2019-07-17 ; просмотров: 193 ; Мы поможем в написании вашей работы!