Белинский считал что пушкин станет классиком литературы потому что
Виссарион Белинский о поэзии А. С. Пушкина
Источник заметки – статьи Белинского о классиках русской литературы [1]. Цитаты из неё даются без ссылки на источник.
2. Два недостатка поэзии Пушкина
Белинский отметил два недостатка в поэзии А.С. Пушкина: елейность и кротость [с. 36]. «… по своему воззрению Пушкин принадлежит к той школе искусства, которой пора уже миновала совершенно в Европе и которая даже у нас не может произвести ни одного великого поэта. Дух анализа, неукротимое стремление исследования, страстное, полное вражды и любви мышление сделались теперь жизнию всякой истинной поэзии. Вот в чём время опередило поэзию Пушкина и большую часть его произведений лишило того животрепещущего интереса, который возможен только как удовлетворительный ответ на тревожные, болезненные вопросы настоящего» [1, с. 36]. Поэтическое кредо поэта хорошо выражено в его стихотворении «Чернь» [с. 37]:
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв:
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
«… каждый умный человек вправе требовать, чтоб поэзия поэта или давала ему ответы на вопросы времени, или, по крайней мере, исполнена была скорбью этих тяжёлых, неразрешимых вопросов» [с. 37]. Отмечая практичность и глубокий историзм поэзии Гёте, Белинский писал: «Личность Пушкина высока и благородна; но его взгляд на своё художественное служение, равно как и недостаток современного европейского образования… тем не менее были причиною постепенного охлаждения восторга, который возбудили первые его произведения» [с. 38]. «Как бы то ни было, нельзя винить Пушкина что он не мог выйти из заколдованного круга своей личности» [с. 39]:
Поэт! Не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдёт минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься твёрд, спокоен и угрюм.
3. Пушкин и Гоголь с позиций мировой литературы
«… когда развернёшь Гомера, Шекспира, Байрона, Гёте или Шиллера, так делается как-то неловко при воспоминании о наших Гомерах, Шекспирах, Байронах и пр. Вальтером Скоттом тоже шутить нечего: этот человек дал историческое и социальное направление новейшему европейскому искусству» [с. 387]. «… Гоголь великий русский поэт, не более; «Мёртвые души» его – тоже только для России и в России могут иметь бесконечно великое значение… такова судьба и Пушкина… Немного, слишком немногое из произведений Пушкина может быть передано на иностранные языки, не утратив с формою своего субстанциального достоинства; но из Гоголя едва ли что-нибудь может быть передано. И, однако ж, мы в Гоголе видим более важное значение для русского общества, чем в Пушкине: ибо Гоголь более поэт социальный, следовательно, более поэт в духе времени»
Заключение
Российское пушкиноведение грешит одним существенным недостатком – оно умалчивает о том, что может бросить тень на уже выпестованный образ Пушкина. Забывая о том, что в таких вопросах квасной патриотизм плохой советчик.
Источники информации
1. В.Г. Белинский. Статьи о классиках. М.: Художественная литература, 1970. – 608 с.
Опубликовано: 09.02.2019
Белинский о Пушкине
В период работы в «Отечественных записках» Виссарион Белинский создал довольно много крупных работ. В полной мере синтез его эстетических и исторических воззрений на творчество воплотился в цикле из 11 статей «Сочинения Александра Пушкина». Статьи публиковались в «Отечественных записках» с 1843 по 1846 год.
Они появились как своеобразный ответ на посмертное издание собрания сочинений Александра Пушкина.
Цикл являет собой фундаментальный труд, охватывающий историю развития русской литературы, начиная от первых оригинальных работ Ломоносова и заканчивая подробным анализом творчества Пушкина. Наряду с этим критик дает ответы на ряд важнейших теоретических вопросов литературы^
Литературные предшественники Пушкина
Для того чтобы перейти к анализу творчества великого русского поэта, Белинскому пришлось перекинуть мост из одной эпохи в другую, подробно разобрать творчество предшественников Пушкина –
Державина, Карамзина, Гнедича, Жуковского, Батюшкова.
В первых трех статьях Белинский говорил о развитии всей русской литературы, особенно подробно останавливаясь на творчестве Жуковского и Батюшкова.
В творчестве Жуковского он видел не только романтические, но и сентиментальные черты. Белинский охарактеризовал романтизм не столько как литературное направление, сколько как систему мировоззрения.
В Батюшкове критик видел непосредственного предшественника Пушкина.
«Что Жуковский сделал для содержания русской поэзии, то Батюшков сделал для ее формы: первый вдохнул в нее душу живу, второй дал ей красоту идеальной формы», – резюмировал критик.
И только начиная с четвертой статьи, автор переходит непосредственно к Пушкину.
Пушкинский пафос и метод поэт
В четвертной и пятой статьях о Пушкине Белинский размышляет об общих положениях творческого метода Пушкина, дает анализ лирических произведениях Пушкина.
Первая часть пятой статья о поэте посвящена проблемам критики. Вторая вводит понятие «пафоса», исследование которого, по мысли Белинского, является первейшей задачей критики.
пафос – это «осердеченная» идея, то есть, та идея, которая лежит в канве всего произведения, объединяя интеллектуальное и эмоциональное начала. Пафос является своеобразным катализатором творческого процесса.
Кроме того, чем ярче в пафосе проявляется дух времени, слитый с творческой индивидуальностью автора, тем больше значение для общества приобретает художник.
Белинский подчеркивал «аристократичность» пафоса Пушкина.
Если до Пушкина основной пафос творчества художников был обличительный, наставнический или романтический, то основным пафосом творчества Пушкина является художественность.
Поэзия Пушкина, по мысли автора, имеет ценность сама по себе, она не призвана учить или обличать.
«Пушкин был призван быть первым поэтом-художником Руси, дать ей поэзию как искусство, как художество».
Пушкинскому пафосу критик противопоставлял гоголевский, поскольку Гоголь является для него художником более социальным и отвечающим запросам современного общества.
Анализ поэм Пушкина у Белинского
Шестую и седьмую статьи критик посвятил поэмам Пушкина. Давая оценку «Руслану и Людмиле», он значительную часть материала отвел под описание журнальной полемики, возникшей после публикации поэмы, и ее историко-литературному значению, чем анализу художественной стороны текста.
При этом критик находится на стороне тех, кого новое творение Пушкина восхитило:
«В этой поэме все было ново: и стих, и поэзия, и шутка, и сказочный характер вместе с серьезными картинами».
Критик отмечал зрелость пушкинской поэмы и с восторгом цитировал лучшие стилистические находки молодого Пушкина, находя, однако, и определенные недостатки формы.
Поэма «Кавказский пленник» подверглась менее подробному анализу, поскольку Белинский счел ее еще «ученической». Однако, рассматривая образ Пленника, он находит в нем типические черты современника (впоследствии критика окрестит подобных людей «лишними»).
«Бахчисарайский фонтан» также был высоко оценен автором статьи, увидевшим в «восточной поэме» несравненный прогресс по сравнению с «кавказскими».
«Это произведение зрелого ума», – так писал критик.
Он подчеркнул и новизну тематики, и прекрасный язык Пушкина, отметив психологическую глубину поэмы, равную целому роману.
При характеристике «Цыган» автор больше внимания уделил этическим аспектам поэмы, размышляя над тем, что такое ревность. Он приходит к выводу, что ревность может преодолеть только истинно нравственный человек, и говорит, каким должно было быть поведение Алеко, если бы он соответствовал этим критериям.
Последние статьи Белинского о Пушкине
Парадоксальным оказалось восприятие Белинским трагедии Пушкина «Борис Годунов» (десятая статья). Прекрасно зная эпоху Смутного времени, он дал оценку трагедии с точки зрения соответствия ее историзму. В частности, он высказал недовольство главным героем драмы, получившимся, по мнению критика, далеко не яркой личностью.
«А может ли существовать драма без сильного развития индивидуальностей и личностей?»
Исходя из этого, он характеризовал «Бориса Годунова» только как «драматическую хронику», но отнюдь не как трагедию.
Однако это не мешало ему восхищаться основной мыслью, высказанной в «Годунове». Белинский акцентировал внимание на роли народа в истории, особенно подчеркивая, как велика вышла роль народа в трагедии.
«Народ – еще одно действующее лицо»,
– фактически к такому выводу пришел критик.
О заключительной сцене, являющейся центром всей трагедии, он пишет:
«Превосходно окончание… Это – последнее слово трагедии, заключающее в себе глубокую черту, достойную Шекспира… В этом безмолвии народа слышен страшный, трагический голос новой Немезиды, изрекающей суд свой…»
Заключительная статья о Пушкине писалась Белинским в спешке, когда он уже собрался покинуть «Отечественные записки», поэтому она более фрагментарна и эмоциональна. Зачастую критик не до конца объективен, находясь под большим воздействием произведений Пушкина, и излишне эмоционален. Однако это не помешало ему дать глубокий и всесторонний анализ «маленьких трагедий», сказок и повестей Пушкина.
Главной проблемой «Медного всадника» критик видел противопоставление «народа и личности». Явное звучание этой темы ему виделось и в «маленьких трагедия». Оценивая Моцарта, Сальери, Скупого рыцаря, Дон Гуана, он подчеркивал в них индивидуальность и яркость характеров. Особенно интересно рассмотрен образ Сальери, которого критик характеризовал как
«трагический талант, претендовавший на гениальность»
и сопоставляет его (отчасти) с Борисом Годуновым.
Отзываясь о сказках, критик отмечает их несомненную «народность» и восхищается стилистическими находками поэта.
Анализируя «Капитанскую дочку» и «Дубровского», критик дал высокую оценку Пушкину как художнику, прекрасно отразившему русский быт и национальные черты характера русского человека.
Пушкин как народный поэт
Анализируя произведения Пушкина в хронологическом порядке, Белинский приводит читателя к мысли, что Пушкин является подлинным народным поэтом.
Благодаря правдивому изображению жизни, Пушкин воплощает в своих произведениях все признаки народности и становится, по выражению критика,
Автор писал, что его поэзия
«удивительно верна русской действительности, изображает ли она русскую природу или русские характеры».
Таким образом, критик к признакам подлинной народности относил не столько предмет изображения, сколько точку зрения поэта на изображаемое.
Он подчеркивал, что Пушкин остается правдивым во всем, описывая любые проявления жизни и при изображении любого сословия. Однако при всем этом Белинский сетовал, что популярность пушкинских произведений не достигает общенародной широты.
«Наш народ не знает ни одного своего поэта!».
Однако, признавая в общем заслуги Пушкина перед русской литературой, он отмечал, что творчество Пушкина является уже пройденным этапом в развитии отечественной литературы.
Причину Белинский видел в том, что творчеству поэта не хватает аналитической составляющей, стремления исследовать действительности, его творчество является «созерцательным», поскольку Пушкин является больше деятелем романтической эпохи, нежели реалистической.
Почему Пушкин стал классиком, а Булгарин — нет?
Кто и как создает списки книг, которые «должен знать каждый образованный человек»? Расспросили об этом историка русской литературы, доцента школы филологических наук факультета гуманитарных наук ВШЭ Алексея Вдовина.
Что такое литературный канон?
Если мы говорим о русском XIX веке и о русской школе (в первую очередь о гимназии), то канон — это список образцовых текстов. В России не употребляли слово «канон», его использовали в первую очередь в Германии, но само понятие образцовых текстов, или сборников, конечно же, существовало. В восприятии педагогов, авторов, гимназистов канон — это некоторое закрытое подмножество текстов — в принципе, пополняемое, но до известной степени. Оно является совершенным с точки зрения стиля, и этот перечень должен знать каждый образованный человек, претендующий на то, чтобы считать себя элитой.
Кто создает канон?
Канон формируется и транслируется через институты образования и критики, то есть через школьные программы и прессу. В чем смысл образования? Оно помогает человеку войти в общество и занять там какую-то должность, на государственной службе или где-то еще; по сути, выдает лицензию на социализацию. Если же говорить о прессе, это поле в начале XIX века еще не было большим, но уже к первой переписи российского населения, к 1897 году, у некоторых журналов могло быть 300 тысяч подписчиков. В любом случае это платформа для существования критики, где бесконечно обсуждаются списки авторов: кто у нас главный и кто арбитр вкуса, Толстой или Достоевский, Тургенев или Виктор Аскоченский. Этот механизм никуда не делся, все это продолжается и сейчас, немного видоизменившись. Поэтому канон — это еще и сам процесс ранжирования любых культурных артефактов.
Несмотря на свое название, литературные журналы XIX века были больше похожи на книги и выходили каждые полгода, раз в три месяца или раз в месяц. На фото — журнал «Отечественные записки», издававшийся в Санкт-Петербурге, том от 1824 года
Кто важнее для формирования канона — критик или читатель?
Иногда векторы их усилий совпадают, а иногда расходятся. В истории русской литературы существует известная читательская дилемма: купить книгу Фаддея Булгарина или Пушкина, они были соперниками. Серия романов Булгарина «Иван Выжигин» была бестселлером, его книги продавались лучше, чем произведения Пушкина. Но в канон попал Александр Сергеевич. Почему? Это до сих пор большой вопрос в современном литературоведении, который то вспыхивает, то затухает. Если читатель голосовал деньгами, скорее, за Булгарина, то другой субъект, критик, выбирал Пушкина. По разным причинам: он пишет лучше, поднимает более важные проблемы, стилистические инновации у него интереснее. Ну и вообще Пушкин работает в разных жанрах: и стихи красивые пишет, и прозу, и драму. А Булгарин только прозу умеет писать.
Критики ругали прозу Фаддея Булгарина, но у читателей его книги пользовались огромной популярностью. Кроме того, Булгарин был агентом Третьего отделения, куда доносил о своих коллегах. Из-за этого на него часто писали эпиграммы и рисовали карикатуры. На фото карикатура с надписью: «Что если этот нос крапиву нюхать станет? Крапива, кажется, завянет!»
А для писателя что важнее: попасть в канон или завоевать читателя?
Наверное, по умолчанию мы можем исходить из презумпции, что любой автор, даже в России в середине XIX века, хочет максимальной читательской аудитории. Но когда мы начинаем смотреть на конкретные судьбы, то понимаем, что эта гипотеза не подтверждается. Конкретный пример: литературовед Михаил Макеев поразительно объясняет в своей биографии Афанасия Фета, что тому было совершенно все равно, кто его будет читать. Он не предполагал, что его стихи должны изучаться в школах. Его знаменитые «Шепот, робкое дыханье…», «Я пришел к тебе с приветом…» он предназначал только тем, кто по-настоящему интересуется поэзией. Есть и обратные примеры: Толстой начиная лет с 50, когда испытал внутренний переворот, страстно желал, чтобы его читал каждый первоклассник. Поэтому и азбуку сочинил — он хотел тотальности, абсолютного попадания своих текстов к читателю.
Сколько лет должно было пройти, чтобы в XIX веке попасть в школьный канон?
Литература всегда была отдельным предметом?
Строго говоря, литературы как отдельного предмета в имперской школе не было до 1917 года, предмет назывался «русский язык и словесность». Во всех документах стоял один предмет, и в сетке расписания они считались вместе, но на деле учебники были разные: грамматика и хрестоматия. А разделение на русский язык и литературу произошло только в советское время.
Как появились школьные программы по литературе?
Школьные программы составляло министерство народного просвещения, и тут есть интересная коллизия: их появление отставало от практики. Педагоги составляли для конкретных гимназий свои программы, и только спустя годы появлялись централизованные, спущенные сверху министерские программы. Гимназисты в России 30 лет пользовались разными хрестоматиями, и только в 1852 году была создана — сначала для военного министерства — первая школьная программа по литературе. По-видимому, это универсальный процесс: в наиболее продвинутых странах Европы (Великобритании, Франции и Германии) тоже сначала сложилась практика, а потом появлялись официальные бумаги.
Какие писатели были в школьной программе XIX века?
Единой программы и какого-либо стандарта не было, как и таких понятий, как единый экзамен или государственный единый список (этот самый единый список установили лишь в 1871 году). Поэтому примерный перечень авторов просто исходил от наиболее авторитетных гимназий, где работали лучшие кадры. Например, Первая Санкт-Петербургская классическая гимназия, в которой преподавали влиятельные педагоги. Скажем, Алексей Дмитриевич Галахов, разработавший по заказу военного министерства самую первую программу, был очень авторитетен — соответственно, другие педагоги страны брали на вооружение его учебники и программы. То есть существовала скорее горизонтальная передача этих программ от педагога к педагогу, от гимназии к гимназии, нежели вертикальная, спущенная сверху.
Историк литературы и прозаик Алексей Дмитриевич Галахов (1807–1892), составитель первой в России программы для изучения русской словесности
Из-за этого списки авторов и произведений в гимназиях в различных уголках империи могли сильно различаться. Например, есть задокументированный случай, как в одной из гимназий в 1863–1864 годах учителя на уроке читали и разбирали тексты Белинского, Добролюбова и Писарева. Эти радикальные критики на деле не были запрещены, но разбирать их с гимназистами было себе дороже и вообще довольно опасно. Жандармы могли установить секретный надзор, на таких словесников составляли доносы. Но они продолжали это делать, даже когда все программы стали централизованными и за подобные демарши педагог мог сразу лишиться места.
Или Фет, феерический случай. Галахов в 1843 году включил несколько его стихотворений в свою «Русскую хрестоматию», которая стала одной и самых попурярных в России. Фет тогда еще был только студентом Московского университета, но с тех пор не выходил из хрестоматий (хотя в школьную программу он попал только после революции 1905 года). И поскольку дети и их родители иногда покупали только эти хрестоматии — иногда в бедных семьях это была единственная книга, — оказалось, что Фет начиная со своих студенческих лет одним пальцем ноги стоял среди классиков. Есть и обратные примеры, когда авторы попадали в хрестоматии и держались в них лет 20, но потом были дискредитированы критиками, не получали поддержки от других институций и пропадали.
Стихотворения Афанасия Фета, который никогда не стремился попасть в литературный канон, тем не менее, помещались в школьные хрестоматии еще когда сам поэт был студентом. Фото Михаила Тулинова
Значит, если резюмировать, можно сказать, что школьная программа — это и есть канон?
Не совсем. Если автор существует в школьной программе, это совсем не значит, что он существует и в национальном каноне. Потому что канон имеет несколько измерений: кроме образовательного, бывает и более обширный канон, общекультурный. В последние 100 лет развития культуры и литературы во всех странах мира вырисовывается такой базовый антагонизм. Есть элитарная культура, которая нацелена на то, чтобы отбирать только самое лучшее для немногих. И есть культура демократизации, которая набирает все большие обороты. Чем больше людей получает доступ к образованию — а оно становится массовым и обязательным уже с середины XIX века, — тем мощнее происходит демократизация культуры и литературы. И, как бы критики ни старались создавать элитарные списки, все равно они будут расширяться и туда будут попадать и другие авторы, которые тоже найдут своего читателя и свою нишу.
БОНУС. Почему нам так важно изучать литературу в школе?
До отмены крепостного права в России в 1861 году (а в 1864-м произошла и реформа школьного устава) в российском образовании доминировала гуманитарная модель. То есть языки, в том числе иностранные (французский, немецкий) и классические (греческий, латынь), а также словесность на разных языках — то, что мы сегодня назвали бы литературой, — составляли фундамент специальности вне зависимости от дальнейшей траектории, которую выбирал выпускник гимназии. Точные науки в то время не считались важными для социализации человека в обществе. Подразумевалось, что человек в первую очередь общается — государственному служащему, например, не нужно вычислять алгоритмы.
Переворот этой системы происходит в 1860-е годы, парадигма сдвигается и в России, и в Европе: на арену выходит модель технического образования — или, как ее тогда называли, реального образования. Оно уже было заточено на естественные науки: физику, математику, геометрию, химию, географию, астрономию, то есть все те науки, которые развиваются в эпоху Дарвина. С этого момента в России, кстати, и возникает спор, отголоски которого мы встречаем до сих пор: как выстроить образование, чтобы у ребенка сложился баланс между гуманитарной составляющей и естественно-научной.
На государственном уровне в 1860-е годы было принято решение разделить школы на два типа: классические гимназии и реальные школы. В классических гимназиях, которые мыслились как оплот государственного порядка, основу образования составляли древние языки и русская словесность. Никакой физики, математики, биологии не должно было быть, а даже если они и были, то только по верхам. Конечно, учебные заведения тоже были разные, но самые элитные учреждения, которые больше всего финансово поддерживало государство, были заточены именно под гуманитарный профиль. Естественные науки считались чем-то революционным и опасным, вспомните хотя бы Базарова.
Так что, если говорить о базовой структуре нашего образования, модель эта появилась еще в XIX веке. И так сложилось не только в России, это универсальная вещь, которая есть в большинстве других стран: гуманитарное образование вертится вокруг чтения текстов, и через чтение и обсуждение текстов ученики выучивают язык. Но если говорить о конкретной идеологии образования, для чего нам нужны литература и русский язык в школе, если говорить о строгости и жесткости стандартов, о понятии единственного государственного стандарта — здесь, конечно, мы до сих пор находимся под сильным влиянием советского времени.
О том, как и зачем формировали литературный канон в советскую эпоху, читайте в одном из наших будущих материалов.
Белинский и Пушкин
Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга,
Без службы, без жены, без дел,
Ничем заняться не умел.
смерть! Но Онегину не суждено было умереть, не отведав из чаши жизни: страсть сильная и глубокая не замедлила возбудить дремавшие в тоске силы его духа. Встретив Татьяну на бале, в Петербурге, Онегин едва мог узнать ее: так переменилась она! Онегин мог не без основания предполагать и то, что Татьяна внутренне осталась сомой собою и свет научил ее только искусству владеть собою и серьезнее смотреть на жизнь. Притом же в глазах Онегина любовь без борьбы не имела никакой прелести, а Татьяна не обещала ему легкой победы. И он бросился в эту борьбу без надежды на победу, без расчета, со всем безумством искренней страсти, которой так и дымит в каждом слове его письма:
Нет, поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами,
Внимать вам долго, понимать
Душой все ваше совершенство,
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть. вот блаженство!
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная, боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела,
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://sochinenia1.narod.ru/
* Белинский. Роман «Евгений Онегин» в критике. Стр.
* Белинский. Роман «Евгений Онегин» в критике. Стр.
* Белинский. Роман «Евгений Онегин» в критике. Стр.
* Белинский. Роман «Евгений Онегин» в критике. Стр.
* Белинский. Роман «Евгений Онегин» в критике. Стр.
* Белинский. Роман «Евгений Онегин» в критике. Стр.
* Белинский. Роман «Евгений Онегин» в критике. Стр.
* Белинский. Роман «Евгений Онегин» в критике. Стр.