Бауманская 10 что за здание
Химическая лаборатория Императорского Московского Технического училища — памятник архитектуры (Москва)
Построена в 1898–1899 гг. по проекту Льва Кекушева.
До 1930 г. в этом здании находился химический факультет Московского высшего технического училища, который стал Вторым Московским химико-технологическим институтом.
В 1932 г. на базе 2-го МХТИ была создана Военно-химическая академии РККА, позднее — Военная академия радиационной, химической и биологической защиты им. Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко.
В 2006 г. Академия РХБЗ была переведена в Кострому, с тех пор здание стоит бесхозным.
6 апреля 2017 г. специалистами МЧС и «Радон» в здании были проведены замеры радиоактивности, показавшие 8 р/ч (рентген/час) условно.
forum.rhbz.org/topic.php?forum=5&topic=59
2 июня 2016 г. здание включено в перечень выявленных объектов культурного наследия.
С 15 апреля 2017 г. — объект культурного наследия регионального значения.
Москвич
Один день на Бауманской
В бронзовых скульптурах на станции «Бауманская» есть что-то зловещее. То ли дело в размере статуй (рост вроде обычный, но какой-то уменьшенный), то ли в их своеобразной пузатости, то ли в неестественном советском порыве. Они кажутся мифическими предками, не людьми. Каждый раз, когда я попадаю на «Бауманскую», мне не по себе: метафора метро как подземного царства обретает подспудный смысл — здесь правят мертвые, а не живые.
Зато расположена станция конгениально району, в котором находится: когда оказываешься на улице, понимаешь суть места сразу. Бауманская улица у метро многолюдна, но спокойна из-за того, что ездят рядом практически одни трамваи. Рельсы — на том же уровне, что и тротуар, и не чувствуешь барьера, когда переходишь через дорогу. «Елоховский пассаж» дает перспективу и показывает одну из главных достопримечательностей района: зелено-бело-золотой Богоявленский собор.
Здесь городская регулярная теснота кажется совсем не московской, а скорее петербургской и вообще европейской. От Немецкой слободы ничего не осталось, но как будто сохранился ее дух. Мозаика Михаила Дубцова на доме Шервуда напротив метро представляет, как тут было в XVI веке: Яуза, дома вразброс, огороды да сады. Левее — недавние панно Сергея Андрияки.
На них XVIII век: Лефортовский и Слободской дворцы, мост через реку, Петр I, соратники в камзолах и париках. Рядом была еще одна художественная достопримечательность: портрет Станиславского во весь брандмауэр. Он задавал тон всей площади, но его закрасили в целях борьбы московских властей со своими лучшими устремлениями. Чуть дальше другая перемена. Во дворе, как идти к Бакунинской, на павильончике, который регулярно меняет вывески, было совсем недавно написано «Баранди. Благословенный Кавказ», а теперь вывеска «Маковка».
Я возвращаюсь и иду к собору по стеклянной галерее, прорезающей «Пассаж» по диагонали.
Елоховский храм — место популярное. Тут покоятся мощи святителя Алексия Московского, в миру Елевферия Бяконта. Здесь крестили Пушкина. Внутри похоронены патриархи Сергий и Алексий II. Уже на переходе у светофора начинают просить милостыню: «Подай во славу Божию, мужчина!» — говорит молодая женщина в цветастом платке. Через дорогу, у церковных ворот, стоит под яблоней другой попрошайка, мешковатый бородач.
Из собора шестеро мужчин в черной одежде и с красными повязками выносят золотой гроб. Они устанавливают его в сверкающий катафалк. У паперти тихо переговариваются скорбящие. Внутри храм сияет золотом во всю свою резную мощь. Даже странно видеть тут ящик для сбора денег с надписью «На украшение храма» — практически невозможно сделать его еще более украшенным. У раки с мощами Алексия небольшая очередь. Тихо горят свечи.
Возле собора — магазинчик «Елоховское подворье». Там один из самых богатых в городе ассортиментов монастырских и других продуктов, которые можно подвести под определение православных. Одно время тут был богатый выбор растительных, то есть постных, колбас — едва ли не больше, чем в «Джаганнате», но сейчас что-то ничего такого. Есть колбасный сыр, разнообразный творог, каши всех мастей, брикеты киселя и греческие маслины. Большой выбор пирожков собственной выпечки — только они невкусные, из скучного толстого теста. Проверял их не раз, они не меняются.
Елоховский собор выжил в советское время, хотя были идеи превратить его в казарму, открыть в нем кинотеатр или отдать музею керамики. Но в противовес ему впритык к церковной ограде установили памятник Николаю Бауману, мученику новой, атеистической религии. Он сжимает в руке пачку «Искры». На пьедестале — эпизоды его короткого жития. 22 месяца в Петропавловской крепости; побег из киевской тюрьмы; убийство, которое показано так далеко от правды, как только было возможно.
Бауман стоит лицом к подворотне голубого дома, где за дверью без вывески работает легендарное кафе «Парос». Там под картой турецкой Армении и фотографиями многочисленных родственников сидит хозяйка, Сусанна Христофоровна Тапалцян. Она рассказывает гостям о том, как из дзавара и курицы варят хариссу, и о том, что «пианине» около окна сорок лет и кто только на ней не играет: «У нас тут все пианисты, ходят взад-вперед». Есть в «Паросе» лучше не надо, разочаруетесь, а вот выпить зеленой травяной настойки или армянского пива очень даже хорошо.
За спиной у Баумана — расписной «Разгуляй», едва ли не первый частный ресторан в городе. Появился в 1987-м, до сих пор работает, хотя пережил немало. Но идти туда совсем не хочется: телефон рассказывает, что ресторан предлагает мясной разнос, шеф-жюльен, драники из земляной ягоды и прочую разгуляй-малину с «легкими нотками молекулярной кухни». К тому же я намереваюсь поесть в своем любимом месте, оно не так далеко.
Слева от «Разгуляя» — стройная усадьба за чугунным забором. На заборе крупными буквами выложено «Библиотека». Это библиотека имени Пушкина, написано на мраморной доске у ворот; открыта 15 мая 1900 года в честь столетия поэта. Во дворе — бюст Александра Сергеевича. Оглядев фасад, хочу обогнуть главный дом, как тут открывается дверь, выходит женщина и приглашает войти. У меня с библиотеками никогда отношения не складывались, все время какие-то правила, барьеры, бумагозаполнение. Но женщина очень настойчива: «Заходите, у нас вам понравится. Я вижу, что вы такой». Ну раз я такой, почему не зайти. Я слышал, что в Москве библиотеки изменились, но впервые понял, насколько. То есть можно просто взять и пройти с улицы куда хочешь.
Библиотека встретила меня ажурной лестницей каслинского (сказала женщина) литья между двумя колоннами коринфского ордера. Лестница ведет на площадку и оттуда раздваивается, загибаясь и отражаясь в старинном легком зеркале с резной оправой. Завершает красоту потолок с тонкой лепниной. Это бывший особняк купеческой семьи Мухиных, выкупленный в 1911 году городом ради размещения библиотеки-читальни, заведовала которой Мария Гартунг, старшая дочь Пушкина.
На втором этаже слева — целый пушкинский зал: в застекленных шкафах его сочинения, словари его языка, пушкиноведческие работы. Можно приходить сюда хоть каждый день и узнавать Александра Сергеевича все больше и больше. А справа по коридору — зал краеведения: очень хорошее собрание книг о Москве. Я нахожу там несколько путеводителей по окрестностям «Бауманской» и присаживаюсь за круглый, как писал Достоевский, стол овальной формы.
Сначала, читаю, было село Елохово, основанное переселенцами из Владимирской земли. Оно приросло Басманной и Немецкой слободами. При Петре I пространство стало застраиваться дворцами, рядом с дворцами появились дворянские усадьбы. После пожара 1812 года и местность перестала быть аристократической, и иностранные подданные, жившие здесь компактно, стали переезжать в другие районы Москвы. Со второй половины XIX века рядом с Елоховом начали строить вокзалы, а селились тут все больше купцы и техническая интеллигенция, с тех пор как Московское ремесленное учебное заведение в Слободском дворце превратилось в 1868 году в Императорское техническое училище.
После библиотеки я иду по Новорязанской навестить Милютинский сквер, тихое местечко со Зверевским центром. Там я бывал на поэтических вечерах: это одно из мест в современной Москве, где их до сих пор проводят. В какой-то момент на таком вечере обязательно появляется бородатый человек в джинсовой куртке и неспешно начинает вынимать из сумок книги, выкладывая их на любые свободные поверхности: продает. Но спросом книги не пользуются, у всех они либо есть, либо уже сто раз читаны-перечитаны.
Вернувшись к Спартаковской, замечаю, что в доме №6, строение 1, пропал магазин «Вина Кубани». Теперь вместо него обычный «Ароматный мир», а раньше было примечательное местечко. Там продавали все: и непритязательное полусладкое, и редкое вино современных российских виноделен, не только кубанских, но и донских, например. Само это массивное сталинское здание, построенное когда-то для работников Госплана, очень московское. Оно часть плана по превращению Спартаковской улицы в парадную магистраль, как и соседний конструктивистский дом, построенный как Всесоюзная плановая академия. Но, как нередко бывало и бывает в Москве, план не осуществили до конца. Наш город так эклектичен не только потому, что представляет собой конгломерат из множества населенных пунктов, а еще и из-за того, что он памятник незавершенным градостроительным проектам.
За этой парадной линией — кварталы, застроенные в основном одинаковыми панельными многоэтажками, но переулки сохранили старомосковские названия: Плетешковский и Лефортовский. Один дом (Плетешковский, 8, стр. 1) выделяется тут своим цветом (красный) и скандинавской лаконичностью. Я представляю, каким совершенно другим по духу было бы это место, если бы его застроили такими же по настроению зданиями.
Центр этих кварталов — фантасмагоричная детская площадка. Терема какие-то да башни, из земли торчит бетонная богатырская голова с вылупленными глазами, а чуть поодаль старик тащит невод в пустом фонтане под пристальным взглядом желтой рыбы со свернутым хвостом — ведь рядом родился Пушкин.
По крайней мере так принято считать. На школе имени Пушкина (Бауманская, 40) висит мемориальная доска, что на ее месте стоял дом, в котором поэт появился на свет (как раз поэтому и имя у школы такое, и голова юного Александра Сергеевича стоит рядом). Но это уже третий дом, на котором висит табличка, и все равно факт далек от исторической правды. Как доказал в своей книге «По землям московских сел и слобод» москвовед Сергей Романюк, родился Пушкин через несколько кварталов отсюда, в доме, который стоял на углу Малой Почтовой и Госпитального переулка.
Я перехожу дорогу, иду к своей любимой чайхане на Фридриха Энгельса. Как всегда, когда сюда попадаю, задумываюсь над тем, почему район вокруг «Бауманской» так богат на небольшие кафешки и забегаловки и вообще на малый бизнес. Может, благодаря Бауманке и ее студентам? Был период, когда вдоль забора, которым огорожен пустырь на месте рухнувшего Бауманского рынка, стоял ряд павильончиков — пекарни, кофейни, армянские продукты. Пропал он так же внезапно, как появился, но ведь был же! (Сейчас там только туалетные кабины и стройплощадка очередного жилого комплекса.) А напротив него, на другой стороне Бауманской улицы, до сих пор практически за каждой дверью то кафе, то бар, то ресторанчик. То же самое и в треугольнике между Энгельса и Ладожской, в зданиях бывшего Немецкого рынка. Может быть, дело не только в студентах, но и в традициях? Ведь здесь и раньше такого хватало: Ладожская даже называется в честь «Ладоги», одного из кабаков. Кстати, рекомендую окошко «Горячий лаваш», принадлежащее соседней хинкальной (Ладожская, 3–5, стр. 2): там выпекают отличные шоти. Я себе как раз взял горячую лепешку.
Одно из главных заведений Немецкого рынка — чайхана «Чайхона» (Фридриха Энгельса, 20, стр. 1): двухэтажная, просторная, с грозной надписью над умывальником: «Не сморкаться!». Там всегда людно, но не очень вкусно. А совсем рядом с ней, через дорогу, между киоском со стельками и шнурками и мясной лавкой, есть чайхана, которая называется «Чайхона халяль» (Фридриха Энгельса, 21, стр. 4). Вот в ней хорошо. Над прилавком висит меню из шести пунктов, на умывальнике стоит чайная чашка с жидким мылом, столы накрыты пленкой, а в чайниках — пакетики («Чай готово, брат!» — говорит спокойный человек на кассе). Но какой же там богатый жареный лагман и какая славная баранья шурпа!
Дальше по левой стороне Энгельса, бывшей Ирининской, как идти к Третьему транспортному, — ряд потрепанных двухэтажных домов, остатки купеческой Москвы, которая два века была не столицей России, а самым ее большим провинциальным городом. И удивительно, что это всего в паре кварталов от такого немосковского пространства у метро.
Здесь надо еще окинуть взглядом стоящую за дорогой старообрядческую Покровско-Успенскую церковь в Малом Гавриковом — симпатичный пузатый модерн. А потом свернуть в Волховский переулок ради полусекретной достопримечательности. Там на лужайке перед техникумом космического приборостроения стоит самая настоящая летающая тарелка.
Я иду обратно на Бауманскую и нахожу там другие приметы того, что эта старая, провинциальная Москва еще жива. У дома №46 со двора есть замечательная самовольная надстройка прямо над входом — то ли балкончик, то ли домушка. Через дорогу, в красном доме на углу Лефортовского переулка, обнаруживается милая особенность: в одном подъезде находятся и кафе «Шах», и бар «Мотыга Йети», и Совет общественных пунктов охраны порядка Басманного района. Прямо как в каком-нибудь небольшом городке.
Дальше по Бауманской есть и более удивительное место. Сначала у кафе «Кислород» замечаешь деревянных козла с козой: он с гармошкой, она в синем платье в белый горошек. Потом слышишь дикие крики, так могут кричать только павлины. И действительно — они там есть! Ходят по двору, подергивают шеями, трепещут хохолками и распускают хвосты.
Особняк построил Щапову Федор Шехтель. А его же текстильную фабрику — известный московский архитектор Георгий Кайзер. Она чуть дальше в Денисовском переулке: по большим окнам и, соответственно, высоким потолкам видно, что здание построено для станков, а не для жилья. Сейчас в ней находится Некрасовская библиотека, одна из главных в Москве. В свое время она обитала и на Арбате, там, где сейчас закрытый ресторан «Прага», и на Большой Бронной, рядом с Литинститутом, но первоначально располагалась как раз в этом районе, в доме №10 по Новой Басманной. В ней так же хорошо, как и в Пушкинской, только посовременнее. Выставки, лекции, много читающих людей.
На другой стороне Денисовского — бывшая кондитерская фабрика Яни Янулы Панайота с сыновьями. Современные московские моды добрались и до здешних задворков: на одном из зданий висит вывеска «Фуд-корт кафе». Любопытно, что же это такое; оказывается, так назвали большую подвальную столовую. Ее можно пройти насквозь и оказаться в Гарднеровском переулке, названном в честь фабриканта Гарднера, открывшего первую в России частную фарфоровую мануфактуру; он был здесь домовладельцем. Но на вид переулок неказист, лучше пройти дальше по Денисовскому — там немного корявый от сотни с лишним прожитых лет, но совершенно ни на что не похожий деревянный особняк купца Крупенникова — редкая помесь классической прямоты и симметрии и кокетливых округлостей модерна.
Оттуда я иду через Новокирочный (в честь кирхи) переулок мимо зданий московского комплекса ЦАГИ. Отсюда к Яузе начинается советская и постсоветская наука и индустрия вперемешку с остатками царской и околоцарской роскоши. На углу Бауманской и Бригадирского, например, бывшие Фанагорийские казармы. Когда-то они были дворцом цесаревича Александра, потом, когда он стал царем Александром I, перешли к его брату Константину. А до того здесь был Сенат, то есть его московский департамент. Чуть дальше, в сторону метро, на территории бывшего завода точных деталей скрыты от публики полуразрушенные палаты Ван-дер-Гульстов конца XVII — начала XVIII века. Палаты называют домом Анны Монс, фаворитки Петра, но, скорее всего, безосновательно. Наверное, просто потому что это один-единственный дом, оставшийся от старинной Немецкой слободы.
Параллельно Бауманской идет 2-я Бауманская, бывший Коровий Брод — улица, несмотря на такое название, дворцовая. Слободской дворец, где сейчас МГТУ имени Баумана, и Лефортовский (Военно-исторический архив) — воспоминание о недолгом аристократическом прошлом района. Их первоначальный контекст — Екатерининский дворец на той стороне Яузы и тот же Сенатский дом в Бригадирском. Но он переиначен поздними постройками, главным образом, массированным советским фасадом Бауманки, который смотрит на Яузу. Теперь он тут главный и рифмуется своей парадностью с Лефортовским дворцом по одну сторону и ритмичной громадой туполевского бюро по другую.
В Слободском дворце довольно оживленно, все-таки студенчество. А Лефортовский — это уже тихое московское захолустье. Вход внутрь закрыт. У ворот висит единственная в мире мемориальная доска в честь другой: «Мемориальная доска С. Д. Васильеву во дворе». Это о соавторе «Чапаева», одном из братьев Васильевых, которые совсем не братья. Так случилось, что Сергей Дмитриевич родился именно здесь: его отец был начальником военного архива.
Напротив дворца в обычной пятиэтажке замечаю кафе «Неевропа»: «Грузинская кухня, алкоголь с собой». И пока иду к трамваю мимо того самого завода, который скрывает палаты царских лекарей Ван-дер-Гульстов, размышляю о том, что имели в виду хозяева кафе. Конечно, то, что у них в меню хинкали, харчо и оджахури. Но, может, и нынешнее противопоставление России Европе. А может, кто их знает, вечную российскую рефлексию: Европа мы или нет?
Низкопольный «Витязь-М» с панорамными видами из окон едет по бывшей Немецкой слободе, по улице, названной в честь русского немца. Справа — небольшой доходный дом в готическом, германском стиле. Но придумавший его архитектор Виктор Мазырин был мистиком и считал, что в прошлой жизни был строителем египетских пирамид. Слева — поросшая деревцами старообрядческая часовня: построена всего на год позже, в 1915-м, а выглядит очень древней. Раньше она опиралась на дом купца Карасева, который ее возвел, но дом снесли ради ангара (ангара!), а колокольня каким-то чудом стоит до сих пор.
Каким-то чудом здесь сохраняются островки разного прошлого, и в пределах одного квартала можно путешествовать на глубину в пару-тройку веков. Панельные многоэтажки стоят рядом с дворцами, а старинные палаты прячутся в осколках советского приборостроения. Готические и мозаичные мечты о Немецкой слободе — соседи одного из главных соборов России. Тут, в окрестностях «Бауманской», как будто сама Москва все пытается и никак не может понять: европейский она город или какой? Тут Петр начал строить свою версию Европы на берегах Яузы за несколько лет до того, как построил ее на берегах Невы. Да еще и Пушкин родился здесь же — человек, первым языком которого был французский и которому мы обязаны современным русским.
Архнадзор
Беспрецедентные сносы в Немецкой слободе
Ответственность за них несут правительство Москвы, концерн «МонАрх» и МГТУ имени Баумана
Расследование Арх надзора
Как мы неоднократно сообщали, 1-5 марта 2021 года в Бригадирском переулке, 12 снесено здание бывшего Училища имени принца Петра Ольденбургского с церковью Александра Невского. Дворовый корпус этого здания (Бригадирский переулок, 12, стр. 1) скрытно снесен ранее.
Параллельно 4-5 марта начался снос цейхгауза (арсенала) бывших Фанагорийских казарм в Бригадирском переулке, 15. К концу недели отрезок переулка между Бауманской (бывшей Немецкой) и 2-й Бауманской улицами, в самом центре Немецкой слободы, превращен в руины.
Снесенные здания не имели статуса памятника, но защищались объединенной охранной зоной соседних памятников, охватывающей основную территорию Немецкой слободы.
Согласно Федеральному закону № 73-ФЗ «Об объектах культурного наследия…», в охранной зоне «устанавливается особый режим использования земель и земельных участков, ограничивающий хозяйственную деятельность и запрещающий строительство, за исключением применения специальных мер, направленных на сохранение и регенерацию историко-градостроительной или природной среды объекта культурного наследия». Снос исторических зданий не является регенерацией утраченного.
Решения о сносе должны быть обоснованы, но для начала они должны просто быть. Между тем за все время сноса ни на месте, ни в публичном пространстве, ни градозащитникам, ни депутатам Мосгордумы, ни офицерам полиции не были показаны разрешения на снос. Поэтому полиция дважды останавливала работы, которые, однако продолжались после ее уходов.
Информационные щиты на площадках отсутствовали, за исключением вымпелов концерна «МонАрх», производящего снос. На утро 9 марта ни один департамент правительства Москвы не выпустил пресс-релиз, ни один чиновник не дал комментарий.
Лишь генеральный директор группы компаний «МонАрх» Сергей Амбарцумян прокомментировал падение сносимых конструкций цейхгауза на уличную парковку, случившееся 5 марта и повредившее не менее трех легковых автомобилей: «Пусть те, кто жалуется, ищут, идеально ли все у них».
Вероятно, крупнейшего строительного магната России нужно понимать в том смысле, что люди, у которых пол не метен или кошки не кормлены, должны смиряться с угрозой своей жизни, здоровью и имуществу, когда паркуются напротив желтых экскаваторов «МонАрха». Это объясняет решимость, с которой днем ранее, 4 марта, «МонАрх» завершал снос уличного фасада Училища принца Ольденбургского. Если утром экскаватор остановился на несколько часов, когда градозащитники встали в цепь под сетчатым ограждением стройки, то днем он продолжил работу уже не глядя на столь досадное препятствие. Как и на возобновление пешеходного движения в переулке.
Судя по приведенному выше комментарию г-на Амбарцумяна, он мог принять решение, обозревая стройку дистанционно, с видеокамер. Возможно, его сотрудники наблюдали снос фасада от угла Бригадирского переулка с Бауманской улицей.
Не получив никаких разъяснений, мы предприняли собственное расследование.
Еще 1 марта нам стало известно, что снос осуществляется в интересах МГТУ имени Баумана, на главной территории которого находится и строительный штаб «МонАрха». Ректор университета Анатолий Александров не вышел на связь ни с нами, ни с депутатами, ни с прессой, тем самым косвенно подтвердив причастность к происходящему.
3 марта, накануне полного сноса училища, нам стал известен архитектурный проект развития МГТУ, выполненный «Творческим производственным объединением «Pride»».
Неважно, на какой стадии согласований находится этот или иной вариант проекта. Важно, что техническое задание, выданное проектировщикам, охватывает сносимые здания без их сохранения: на месте Училища принца Ольденбургского и цейхгауза Фанагорийских казарм показан хайтек, предназначенный для подразделений МГТУ. Надо ли говорить, что эти картинки не имеют никакого отношения к «регенерации исторической среды» в охранной зоне.
4 марта, в день окончательного сноса Училища принца Ольденбургского, мы узнали, что к его организации причастен Департамент строительства Москвы.
Это казалось странным по двум причинам. Во-первых, МГТУ – федеральный университет, его основные постройки относятся к федеральному имуществу. Во-вторых, оба сноса велись во владениях бывшего военного городка № 45, известного в недавнем прошлом как Академия химической защиты имени маршала Тимошенко. В 2006 году Академия выведена из Москвы, однако ее основная территория, Фанагорийские казармы, объект Красной книги Арх надзора, оставалась в распоряжении военных и в федеральной собственности.
Вторая странность разъяснилась, когда мы получили выписку Росреестра о переходе Фанагорийских казарм в собственность «субъекта федерации», то есть Москвы.
Разъяснился и свежий приказ Мосгорнаследия об утверждении границ территории Фанагорийских казарм, то есть о ее сокращении. Территория сокращена до периметра двора главного здания-памятника. Цейхгауз и другие постройки, не входившие в состав памятника, выведены теперь и за границы его территории, то есть особого правового режима, что облегчает снос.
Приказ подписан – внимание! — 2 марта 2021 года, а уже 4 марта начался снос цейхгауза.
Закон гласит, что изменение границ памятников «осуществляется в случаях выявления документов или результатов историко-архитектурных, историко-градостроительных исследований». Хотелось бы на них взглянуть.
Снос на сопредельной с памятником территории также подлежит юрисдикции Мосгорнаследия; проект сносных работ подвергается публичной историко-культурной экспертизе. (Именно поэтому, как теперь понятно, Арх надзор получил отказ по заявке на госохрану Общежития Императорского высшего технического училища в Бригадирском переулке, 14: его участок граничит с участком только что снесенного Училища принца Ольденбургского.)
Но до тонкостей ли департаменту сегодня, когда такая спешка. И даже если мы дождемся пресс-релиза о незаконности сноса цейхгауза без экспертизы; даже если дождемся возбуждения административного производства, штраф в каких-нибудь 200 тысяч уже заложен в бюджет стройки.
В тот же день, 2 марта, вышел приказ Мосгорнаследия о сокращении территории другого памятника федерального значения – Слободского дворца. Это главное здание МГТУ, к югу от которого предусмотрены и уже идут сносы и новое строительство.
Оставалось понять, почему федеральный вуз «развивается» на муниципальной земле.
Ответ нашелся в «Адресной инвестиционной программе города Москвы на 2020-2023 годы», утвержденной постановлением правительства города 3 ноября минувшего 2020 года. На странице 325, в графе 1609, значатся 25 миллиардов рублей на строительство «учебных корпусов и административных зданий с адресным ориентиром: пересечение 2-й Бауманской ул. и Бригадирского пер. …»
Ориентир дословно соответствует адресу в альбоме архитектурной концепции развития МГТУ. Приблизительность адреса связана, вероятно, с тем, что миллиарды выделены раньше, чем бывший военный городок был оформлен в собственность Москвы.
Итак, правительство столицы взяло МГТУ на бюджетный буксир. Москва строит ему новый кампус на городской земле и сама распоряжается сносами.
В этой ситуации ректорат будет либо возглашать тосты, либо помалкивать, а если и настаивать на соблюдении законности, то кулуарно, рискуя получить ответ на непечатном языке стройкомплекса. Что не снимает с университета как минимум моральную ответственность за проектирование сносов и нового строительства в охранной зоне.
Но есть еще один виновник происходящего. 20 января нынешнего года Департамент строительства Москвы (в лице своей «дочки», АНО «Развитие спортивных и инфраструктурных объектов») разыграл конкурс на «проектно-изыскательские и строительно-монтажные работы» по уже известному нам адресному «ориентиру». То есть на освоение 14 с «копейками» миллиардов из 25, выделенных МГТУ «Адресной инвестиционной программой». Конкурс не состоялся по причине подачи единственной заявки; но именно с единственным заявителем и был заключен договор. Это концерн «МонАрх» Сергея Амбарцумяна.
Тот, кого мы принимали за отмороженного подрядчика, приславшего на стройку пару желтых экскаваторов, оказался проектировщиком и застройщиком нового университетского кампуса, главным выгодополучателем всей комбинации.
Доверенное лицо Сергея Собянина на выборах, бывший замглавы стройкомплекса в администрации Юрия Лужкова, «золото партии».
Как говаривал Шерлок Холмс, «за такой куш любой может начать рискованную игру».
PS. В конце минувшего года координатор Арх надзора Константин Михайлов рассказывал президенту страны о беззаконии, царящем в охранных зонах Москвы. Президент обещал поговорить с мэром, а позже дал поручение генеральному прокурору разобраться. Вероятно, Сергей Собянин решил подкинуть прокурору новых фактов. Мы, со своей стороны, направим Игорю Краснову материалы этого расследования.