Первые контакты России и Афганистана относятся к концу XIX века, когда империя завоевала Среднюю Азию и напрямую вышла к территории этого государства. Кабульскому эмиру тогда подчинялись далеко не все местные племена, но это не мешало ему оказывать отчаянное сопротивление британским вторжениям.
Англия тогда считала, что земля горных кланов должна надежно прикрывать от россиян Индию – бриллиант в короне британской империи. Поэтому ее несколько раз пытались завоевать с разной степенью успешности.
Афганцы были рады любой помощи и усиление влияния Петербурга приняли очень благожелательно. Правда, контакты тогда были только между приближенными эмира, горсткой офицеров и немногочисленными русскими посольствами и резидентами.
Простой народ о могучем северном государстве не знал совсем ничего. Соответственно, необходимости как-то называть его жителей не имелось.
Но после появления на исторической арене Советского Союза связи усилились. СССР даже стал первой страной, которая признала Афганистан в качестве независимого государства. Он только что освободился от британского протектората и даже принял конституцию.
Правда, в 1929 и 1930 годах Красная армия вторгалась на чужую территорию погонять среднеазиатских басмачей, но на отношения с центральным правительством страны это не шибко-то повлияло.
Граждане Союза тогда стали частыми гостями на территории этого мусульманского королевства. Возникла необходимость как-то их называть. Поскольку в СССР было заявлено о формировании нового, советского, народа (и это же название употреблялось в официальной переписке), его представители получили у афганцев имя шурави – «советские», от персидских и арабских слов шура, т.е. совет.
Все время, пока отношения двух стран оставались дружественными, такое понятие в глазах афганцев имело положительный оттенок. Еще бы, ведь шурави помогали им почти за бесплатно. Да и были совсем не такими надменными, как малахольные европейцы и американцы.
Но с началом военного вторжения в 1979 году, значение термина поменялось на противоположное. У местных борцов за независимость, моджехедов, даже появился девиз – «Марг бар шурави» или «Смерть Советам».
Несмотря на такой негативный смысл, национальное прозвище вполне восприняли и солдаты советской армии, которым вменялось в обязанность поддерживать хорошие отношения с местными. Многие воины-интернационалисты продолжали так себя именовать и «на гражданке». Слово понравилось еще тем, что оно объединяло всех граждан страны: русских, украинцев, татар, казахов и др.
Надо сказать, после распада СССР и забвения коммунистической идеологии, в Афганистане продолжили по старинке называть своих бывших врагов шурави. Правда теперь такое название закрепилось исключительно за гражданами РФ. Ведь узбеки, таджики, туркмены и киргизы – это давние и хорошо знакомые соседи. Собственные имена у них имелись.
Война 1979-1989 годов давно забыта, афганцы на русских за нее теперь и не думают обижаться. Поэтому и отрицательный смысл у прежней презрительной клички опять пропал.
Шурави – это такие европейцы, которые ведут себя так же, как и азиаты. И они лучше, чем спесивые американцы и англичане, которые не считают другие народы равными себе.
Шурави́ (перс. شوروی — русский эквивалент слова шоурави — šouravī: советский, от араб. شورا — šourā — совет [1] ) — образ советских военнослужащих в Афганистане, тесно связанный с образом советского солдата, произошёл от афганского названия советских специалистов и служащих Советской Армии, мобилизованных для войны в Афганистане. Образ получил распространение сначала среди афганцев, среди душманов был распространен лозунг: «Marg bar shouravi» (дари «مرگ بر شوروی» — «смерть советским»), впоследствии — среди ветеранов афганской войны.
В настоящее время слово «шоурави» используется в Иране, а также выходцами из Ирана без негативного оттенка, а зачастую и с оттенком уважения, в значении «выходец из Советского Союза / России».
См. также
Примечания
Афганская война (1979—1989)
Основные события
Статьи на тему
Правительственные силы
Моджахеды
Помощь моджахедам
Полезное
Смотреть что такое «Шурави» в других словарях:
ШУРАВИ — [перс. «совет»] разг. в Афганистане во время событий 70 80 х годов: советский человек, советский. Словарь иностранных слов. Комлев Н.Г., 2006 … Словарь иностранных слов русского языка
шурави — сущ., кол во синонимов: 2 • амиго (17) • советский (8) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 … Словарь синонимов
МУЗЕЙ ПАМЯТИ ВОИНОВ-ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТОВ «ШУРАВИ» — культ. просвет. учреждение. Созд. по инициативе чл. афганского студенческого клуба Авангард Урал. гос. пед. ун та. Открыт в 1991. Проводит военно патриотическую работу, участвует в проведении гор. мероприятий совм. с Рос. союзом молодежи, к том… … Екатеринбург (энциклопедия)
Восстание в лагере Бадабера — Афганская война Дата 26 27 апреля 1985 Место Бадабер, Пешаварский район, Пакистан … Википедия
Восстание в лагере Бадабер — Афганская война Дата 26 27 апреля 1985 Место Бадабер, Пешав … Википедия
Афганские моджахеды — В данной статье или разделе имеется список источников или внешних ссылок, но источники отдельных утверждений остаются неясными из за отсутствия сносок … Википедия
ВОРКУЛЬ Зинаида — ВОРКУЛЬ Зинаида, российская актриса. 1948 Молодая гвардия (см. МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ) 1955 Мать и сын (см. МАТЬ И СЫН (1955)) 1956 Пролог (см. ПРОЛОГ) 1962 Суд (см. СУД (1962)) 1964 Морозко (см. МОРОЗКО (1964)) 1965 Они не пройдут (см. ОНИ НЕ ПРОЙДУТ)… … Энциклопедия кино
ГВОЗДИКОВА Наталья Федоровна — (р. 7 января 1948, Борзя, Читинская область), российская актриса; заслуженная артистка РСФСР (1984); народная артистка России. Окончила ВГИК (1971, актерская мастерская С.Герасимова и Т.Макаровой). С 1971 актриса Театра студии киноактера. В кино… … Энциклопедия кино
«Дурак, зря воевал с русскими»: почему в Афганистане любят «шурави»?
30 лет тому назад, 15 февраля 1989 года советские войска покинули Афганистан. Но в этой многострадальной стране еще можно увидеть, как много Советский Союз сделал для местного населения. Увы, большая часть этого наследия разрушена, а остальное пытаются стереть из памяти людей американцы.
Текст: Георгий Зотов
«Русские» девятиэтажки в «первом микрорайоне» Кабула уцелели, стоят до сих пор. Когда-то их целыми кварталами строили здесь советские специалисты: квартиры бесплатно получала афганская интеллигенция — учителя, врачи, журналисты. Здания пережили и крах «промосковского режима» президента Наджибуллы, и бои между фракциями моджахедов в 1993–1994 гг., и даже власть талибов, уничтожавших любые следы пребывания «шурави» в Афганистане.
Из подъезда, опираясь на костыль, выходит афганец средних лет, здоровается. «Вы откуда?» — «Из России», — отвечаю я. «Хорошо, спасибо!» — радостно говорит он на моем родном языке. 55-летний Ашраф, в 80‑е воевавший против СССР на стороне полевого командира Ахмад Шаха Масуда, а сейчас работающий «народным адвокатом», приглашает в гости.
Он показывает шрам от осколка советской гранаты на голове и говорит: «Грудь прострелили, когда бился с бывшими союзниками Масуда, а мою ногу оторвала мина «Талибана» (Организация запрещена на территории РФ). Наливая чай, Ашраф сокрушается: «Зачем я сражался против русских? Зря! Они строили тут дороги, мосты, больницы, школы! Я дурак. Теперь моя страна принадлежит американцам, которые просто грабят ее». И это удивляет больше всего — спустя 30 лет после ухода советских войск из Афганистана в Кабуле цветет ностальгия по временам «шурави».
«Забудьте о хорошем!»
— Мне по работе приходится общаться с бывшими моджахедами, — рассказывает директор Российского центра науки и культуры в Афганистане Вячеслав Некрасов. — Я говорю: понятно, вы считали нас врагами, «неверными», нападали на наших солдат. Но я же своими глазами видел, как советские инженеры возводили стадионы, строили шоссе, учебные заведения, предприятия, завозились племенной скот, семена для посева, новейшая сельскохозяйственная техника.
Все было абсолютно бесплатно — для народа Афганистана. Зачем же вы именно это жгли, взрывали, разрушали, уничтожали? Чем вам мешало, что самые нищие дехкане будут сыты, а ваши дети станут учиться в современных школах? Я никогда не получаю ответа. Моджахеды молчат, отводят глаза.
Да, Советский Союз допустил серьезные ошибки. Лично я считаю, что столь масштабная переброска войск 40‑й армии в 1979 году в Афганистан без своевременной убедительной подготовки как населения ДРА, так и международного сообщества привела к резкому росту негативных настроений среди афганцев, активно подогреваемых нашими «заклятыми друзьями». Однако экономическая помощь оказывалась огромная, и сейчас большинство афганцев отзываются об этом с глубокой благодарностью.
Кстати, сам Центр науки и культуры РФ построен заново — захватив Кабул, моджахеды оставили от здания руины. В целом на территории Афганистана было разрушено три четверти объектов, построенных Советским Союзом в дар афганскому народу.
Сейчас бывшие «воины джихада» за голову хватаются — для чего они так поступали, ведь своими же руками вогнали промышленно развитое государство в каменный век! Например, в Джелалабаде в 1979–1989 годах ввиду особого, мягкого климата этого региона с помощью агрономов из СССР выращивались оливки, мандарины, виноград, поставлявшиеся даже в Европу. Теперь производства еле-еле хватает для нужд Афганистана, да и то не везде — на месте теплиц находятся минные поля.
«Откуда мандарины?» — спрашиваю я у торговца фруктами в центре Кабула. «Из Пакистана везут, — отвечает тот. — У нас ничего своего не осталось, разве что местная кока-кола. Хирург Ильяс Ахмад, учившийся в 80‑е в Ростове, вспоминает, как он ездил в город Мазари-Шариф на севере страны.
«Почему любите „шурави“?»
Такое в республике происходит повсеместно. Дорогу из Герата в Кабул, проложенную советскими строителями, американцы собирались «перемостить», но деньги, как обычно в современном Афганистане, разворовали — положили только две бетонные плиты.
Тоннель сквозь горный перевал Саланг, который делали московские метростроевцы, разрушили во время боев между талибами и Северным альянсом. Позже отремонтировали, однако его по-прежнему именуют «тоннелем шурави». США давно обещали модернизировать завод азотных удобрений в Мазари-Шарифе — и там все по-прежнему оснащено старыми советскими машинами.
В Кабульском политехническом университете, построенном на деньги СССР в 60‑е гг., получают образование тысячи студентов.
Сотрудники спецслужб США постоянно удивляются: почему вы любите «шурави», они воевали с вами, а вы поминаете их добрым словом? Да, поминаем! Потому что СССР не вел себя как оккупант. Ваши геологи разработали сотни газовых месторождений, ваши инженеры построили ГЭС в Пули-Хумри и Наглу, в Кабуле все напоминает о советской помощи — школы, автопредприятия, нефтебазы, жилые кварталы. И американские генералы пытаются доказать афганцам: ничего этого не было, была лишь кровь и война.
Дворцы, воры и мафия
С 2001 года, когда коалиция, возглавляемая США, освободила Афганистан от исламистов, на восстановление страны потрачен 1 трлн (. ) долларов. Куда делись эти безумные деньги? Они подчистую разворованы афганскими чиновниками, полевыми командирами и наркомафией, строящей себе роскошные дворцы в Дубае. Даже «Талибан» платит своим боевикам больше, чем получают солдаты афганских войск. Мое такси останавливается рядом с кабульским хлебозаводом.
15 февраля 1989 армия СССР ушла из Афганистана. В периоде «советской власти» было много плохого, но хватало и хорошего. Афганцы продолжают это помнить — хотя их и пытаются заставить забыть.
«Ночью сожгли Пугачеву». Как в Афганистане выживали те, кто нам верил
60-летний Абдулла Сахиб говорит: ему стало плохо сразу, едва «шурави» покинули Афганистан. «Я не мог жить без вашей сгущенки, а она пропала из продажи». Тогда Абдулле исполнилось всего 30, и он работал учителем русского языка в университете Кабула.
К настоящему моменту 90% русскоязычных граждан Афганистана бежали из страны.
Сахиба уволили с работы, как и многих получивших образование в СССР учителей, врачей и чиновников, но… через месяц их попросили вернуться. Выяснилось, что своих специалистов у повстанцев в нужных областях нет, пришлось обращаться к сотрудникам, служившим у «неверных». Всего в вузах Советского Союза учились 100 тыс. афганцев, несколько тысяч советских женщин вышли замуж за граждан Афганистана и переехали в Кабул и Герат.
«Я по Москве скучаю»
Хабибулла Галяни – бывший хирург госпиталя Кабула, сидя рядом со мной в дешевой шашлычной, грустно улыбается: «Моджахеды часто ходили по квартирам выпускников советских вузов – в основном по причине доносов «доброжелателей». Смотрели холодильники. У кого находили алкоголь – избивали до полусмерти. Нам назначили нового главного врача – фельдшера из боевиков, еле-еле умевшего делать перевязки. Он вызывает меня в кабинет, говорит: «Ты, когда учился в Москве, свинину, небось, ел?» Я твердо отвечаю: «Нет». – «А водку пил?» Отрицательно головой мотаю, сердце холодеет. Он вздыхает: «Жаль. Давно хочу русскую водку попробовать и понять, почему «неверные» так хорошо воевали».
Вторая волна обысков пришлась на 1996 год, время власти талибов. Патрули исламистов в определенное время суток вламывались в жилища «советских» афганцев и проверяли, молятся те или нет. Если не молились – били палками. Рылись в видеокассетах, искали любые фильмы с «обнаженкой». У моего друга забрали спрятанный в туалете советский фильм «Экипаж». Когда он стал возмущаться, один «борец за чистоту веры» сказал на чистейшем русском: «Я посмотрю и верну… Слушай, не один ты по Москве скучаешь!»
Хотел обмануть и умер
– Мне запомнились люди, которые, услышав о предстоящем выводе советских войск, тихо злорадствовали: о, теперь Афганистан славно заживет без «неверных», – усмехается инженер Эрна Петровна Баум – уроженка Ленинграда, вышедшая замуж за афганца и переехавшая в Кабул еще в семидесятые. – Я уехала в 1989 году вместе с нашей армией, ибо понимала: ничего хорошего тут потом не случится. Отдельные афганцы, раньше славившие СССР, теперь всячески показывали свое пренебрежение к нам. Зато, вернувшись в республику через 13 лет, я застала полнейшую ностальгию по «советским временам». Мне наперебой говорили, как распрекрасно жилось при «шурави», это был буквально золотой век для государства. Словно в пословице: «Что имеем не храним, потерявши плачем».
Между прочим, десятки наших женщин из СССР вместе со своими афганскими мужьями прожили тут пять лет под гнетом талибов. Трудно поверить – никого из них исламские фанатики не тронули.
У пожилой женщины (уроженки Хабаровска) скончался супруг, а их дети жили за пределами республики. По правилам режима талибов, женщина не имела права выйти из своего дома без сопровождения лица мужского пола – отца, брата или мужа. Таким образом, хабаровчанке пришлось бы умереть с голоду. Ее спасли сердобольные соседи-афганцы, ежедневно ходившие на базар за продуктами.
Некоторым вдовам позднее пришлось пережить и споры по поводу их имущества. Как сообщила Эрна Баум, бывший сосед занял квартиру в Кабуле, которая принадлежала ее покойному мужу, сообщив, что тот якобы подарил ему жилье. И хотя документов насчет дарения не было, шариатский суд начал рассматривать дело – в Афганистане такое возможно. От соседа потребовали клятвы на Коране. Тот горячо поклялся, а придя домой, умер от инфаркта. Судья счел это карой божьей и вернул квартиру Эрне Петровне.
«Закопал Лермонтова»
В настоящий момент, как предполагается, более 90% русскоязычных граждан Афганистана, включая и советских жен афганцев, бежали из страны. Они жили и при моджахедах, и даже при дичайшем, средневековом талибане – но при проамериканской власти им стало совсем плохо. Тем не менее, услышав русский язык, на улице в Кабуле ко мне подходили люди, на «великом и могучем» спрашивавшие, не нужен ли переводчик, не могут ли они как-то помочь. «У меня одна мечта, – сказал учившийся на хирурга в СССР Ильяс Ахмад, – перебраться с женой в Россию. К сожалению, Афганистан при американцах не ждет ничего хорошего».
Основное, пожалуй, – эти люди смогли выжить во время прихода врагов, «переждать» власть талибов и не забыть русский язык, которому они учат своих детей и внуков. Мы поступили неправильно, не оказав тогда помощь афганцам, поддерживающим Советский Союз, и оставив там наших гражданок, бросив их на произвол судьбы. Я очень надеюсь, что такая ситуация больше нигде и никогда не повторится.
Источник: АИФ
А вы знали, что у нас есть Instagram и Telegram?
Подписывайтесь, если вы ценитель красивых фото и интересных историй!
Период пребывания в Афганистане Ограниченного контингента советских войск еще долго будет жить в нашей памяти, ведь война в этой стране не прекращается до сих пор. Кажется, что ей не было начала и нет конца…
В отличие, наверное, от всех чужаков, приходящих на эту выжженную войной и бедой землю, только наши не были там завоевателями. Они не прикрывались, как американцы сегодня, сомнительными лозунгами о «войне с терроризмом» и об «установлении демократии»… Изначально не ставилась цель захвата территории. Впрочем, не будем останавливаться на всех этих аспектах, по данной теме написаны уже горы литературы.
Скажем о другом – о благородстве нашего русского человека на той жестокой и непонятной войне. О чистоте души и о чистоте намерений, несмотря на то, что наши были поставлены в условия, в которых не было выбора… Сегодня мы представляем вам, читатель, воспоминания Сергея Погадаева, майора запаса. В Афгане он был командиром танковой роты. Случай, о котором он рассказывает, уж извините за преамбулу, не просто трогает за душу, скорее – потрясает. И заставляет о многом задуматься сегодня, спустя много лет после той войны…
…Не помню, как завязался тот бой. Наша задача была – обеспечить на своем участке ответственности беспрепятственное прохождение колонн по дороге, ведущей в Кабул. И, судя по тому, как плотно насели «духи», стало понятно, что они пытаются стянуть побольше наших сил, очевидно, с тем чтобы оголить другие участки. Видимо, ожидалось прибытие в столицу Афганистана либо ценного груза, либо какого-то важного лица. Разведка у них работала неплохо. В общем, через несколько минут после начала боя плотность огня была такой, что не высунуться. Наблюдение, иначе как через танковые триплексы, вести было невозможно. Душманские пули беспрестанно барабанили по корпусу и высекали из брони искры. Не считая автоматического огня, против нас работали несколько гранатометов, чьи расчеты, естественно, постоянно меняли позиции, и миномет, который тоже никак не удавалось засечь – в кишлаке Калайи-Биби около двадцати крепостей, вот с территории какой-то из них он и лупил.
Раньше из этого кишлака огонь не вели – жилой все-таки. От нас до него было всего метров триста. И обе стороны готовы были драться до последнего. С одной стороны, мусульманский фанатизм, с другой – гордость за принадлежность к великой Советской Армии. А принцип тогда был таков: все, что стреляет по нашему солдату, должно быть сметено лавиной огня…
Главным было, падая с простреленной башкой, не подмять под себя мальчонку…
…Как-то внезапно огонь со стороны кишлака прекратился. Увидев в зоне обстрела женщину, я дал команду на прекращение огня. Через командирский прибор наблюдения увидел, что женщина идет без чадры, а в руках несет безжизненное тело ребенка. Окровавленная головенка малыша неестественно откинута, ноги и руки плетьми свисают с полуопущенных рук матери…
Те, кто хотя бы понаслышке знает, что такое шариат и что значит, когда в кишлаке женщина выходит навстречу «неверному» с открытым лицом, думаю, смогут меня понять.
Великая Скорбь Матери накрыла долину, прекратила огонь с обеих сторон и вышвырнула меня из люка командирского танка. Иначе я не могу объяснить свой поступок. Представьте: двигаются навстречу друг другу 27-летний офицер Советской Армии и мать с раненым ребенком на руках. Женщина прошла метров 50, а я преодолел за это время остальное расстояние и оказался у стен кишлака.
Мальчик двух с половиной – трех лет был без сознания, голова в крови, которая пузырилась из носа. Но он был жив. И я принял Жизнь из рук в руки.
Развернувшись в сторону дороги и сделав несколько шагов, я затылком ощутил количество глаз, разглядывающих меня сквозь рамку прицела. Страха не было. Главная мысль в тот момент была о том, чтобы, падая с простреленной башкой, не подмять под себя мальчонку. Упасть нужно боком. С каждым шагом я поворачивал корпус, чтобы тело при падении по инерции повернулось именно так.
У дороги меня встретили глаза моих солдат… Между танками стояли два БТРа, на одном из которых в полный рост стоял незнакомый мне офицер. Теперь я понимаю, почему он так стоял. Таким образом он прикрывал меня – выставлял себя «духам» напоказ, как белый флаг. На втором БТРе сидел техник нашей роты прапорщик Николай Кругляков и также, не прячась за броней, наблюдал за происходящим.
Я подал ему ребенка:
– Николай, мальчик должен жить.
– Понял, командир. Как раз еду в Баграм за хлебом. Сам доставлю.
…БТР увез мальчонку в баграмский медсанбат. Я сел на башню своего танка, подсоединил тангенту к шлемофону. Закурил. Кишлак молчал. За нашими спинами по дороге пошли КамАЗы и «бурбухайки». Выкурив сигарету, я дал команду экипажам выносных постов продолжать выполнение задачи, а Рычкову – своему механику-водителю – возвращаться на заставу.
…И он без слов шмальнул очередь в потолок приемного покоя
В тот день стрельбы на нашем участке больше не было. К вечеру Николай вернулся из Баграма и рассказал о том, как поместил ребенка в медсанбат.
Когда он вошел с раненым мальчиком в приемное отделение, дежурная сестра вызвала врача, который сразу же отправил прапорщика в Чарикар. Дескать, здесь нет педиатрического отделения для афганских детей, а в Чарикаре хорошие врачи. Таков, мол, порядок.
Кругляков с ребенком на руках сел в БТР и рванул в Чарикар, до которого было километров тридцать. В чарикарской больнице местные врачи попрятались, а паренек в белом халате, назвавшийся санитаром, объяснил, что, поскольку мальчика привезли из «Аминовки», его здесь не примут.
«Аминовкой» называли участок дороги до Калакана. Когда афганские водители проходили этот отрезок, они ладонями проводили по лицу и говорили: «Аминь». Отсюда и пошло название, которое закрепилось прочно. За эту зону отвечала вторая рота нашего батальона. Как правило, именно здесь и были наиболее частые обстрелы колонн.
Отсюда было ясно, почему врачи не захотели принять ребенка. Кто знает, чей он? Вдруг его отец большой человек, а мальчик умрет в больнице? В этом случае душманы будут мстить всему персоналу. Тем более что «Аминовка» – это провинция Кабула, а Чарикар – столица Парвана. Увозите в Кабул…
Поняв, что ребенка здесь не примут, разъяренный прапорщик через 30 минут вновь оказался в приемном покое баграмского медсанбата. Молча вручив раненого ребенка дежурной сестре, он снял с плеча автомат.
– Ну ведь вам же сказали, что здесь не детская больница. Зачем нам лишние проблемы? – пролепетала сестра.
На войне человек не всегда способен принимать разумные решения – на это порой просто не хватает времени. А здесь раненый ребенок уже который час мотался с прапорщиком по пыльным дорогам, и жизнь его неумолимо угасала. А у Круглякова приказ – мальчик должен жить!
Николай без слов шмальнул очередь в потолок приемного покоя. За стеклянной дверью отделения поднялась беготня, появлялись и исчезали испуганные лица персонала. «Засуетились!» – зло мелькнуло в голове Круглякова.
Открывается дверь, и в приемный покой входит утомленный подполковник. Окинул взглядом присутствующих и, наверное, многое понял. Осмотрел мальчонку: «Срочно в операционную!»
Мальчика унесли. Подполковник закурил, внимательно посмотрел на грязного, взмыленного прапорщика:
– Потолок больше не дырявь. Не ты строил – не тебе и ломать. Да и без тебя стрельбы хватает. – Смачно затянулся. – Результат узнаешь через час-полтора. Откуда привезли?
– Понятно. Иди и не шуми больше. И так «крыша» тут у всех набекрень. Все.
Когда Николай мне это рассказывал, в его голосе чувствовалось огромное уважение к мудрому доктору.
Пристроив малыша, Кругляков поехал на склады решать свои вопросы, получил хлеб на батальон и часа через два заехал в медсанбат. Встретили его уже спокойно. Сказали, что операция прошла успешно, мальчонка жив, но ночью может быть кризис. Об этом Кругляков сказал мне только к вечеру следующего дня, после того как узнал, что ребенок будет жить.
Каждый солдат брал мальчонку на руки и целовал его в голову
Утром к заставе подошли две афганские девочки – лет пяти и десяти. На всех наших заставах в Афгане, да я думаю и не только в Афгане, это в крови русского солдата, был такой негласный закон: приходящим детям давать либо кусок мыла, либо банку сгущенного молока, либо тушенку. Вот и я, услышав от часового о приходе детей, прихватил из склада пару банок сгущенки и вышел на внешний двор заставы.
Почти все афганские дети, чьи дома находились рядом с дорогой, довольно сносно говорили по-русски. Наши войска на тот момент находились в Афганистане уже седьмой год.
– Мы пришли узнать, где наш брат, – сказала старшая девочка. Минут десять я разговаривал с детьми. Убеждал в том, что их братишку никто не увезет в Москву, что русские врачи его обязательно вылечат и он скоро вернется домой. И лица девочек на глазах буквально просветлели, когда они узнали, что их брат находится у русских врачей.
Здесь не могу не сделать маленькое отступление. О доблести и профессионализме наших врачей в Афганистане знали не понаслышке. Лично для меня это вообще отдельная каста, вызывающая огромное уважение. За время моего пребывания в Афгане я немало раз был свидетелем их мужества, преданности своему делу, и прежде всего своим пациентам. Военный врач в любой момент готов пожертвовать собой ради пациента, если это понадобится. Когда в 1986 году в Баграме рвались армейские артиллерийские склады и снаряды летали по гарнизону, как мухи, врачи военного госпиталя и медсанбата без устали выносили на себе раненых и тяжелобольных в безопасные места, которые находились совсем не рядом. То же самое происходило и в Пули-Хумри в августе 1988-го. Вообще, мне ни разу в жизни не довелось встретить трусливого врача.
…Первое время девочки приходили почти каждый день. Порой мне приходилось отправлять к ним замкомвзвода сержанта Андрея Каленова. Прошло недели три, и они стали наведываться реже. Присаживались метрах в ста от заставы и ждали вестей.
Когда Кругляков бывал в Баграме, он справлялся о здоровье нашего маленького друга, передавал ему фрукты. Мы все за него очень переживали. Месяца через полтора я оказался в Баграме у своих друзей – разведчиков и «противотанкистов», как любили себя называть парни из противотанковой батареи. На обратном пути заскочил в медсанбат, узнать, как себя чувствует парнишка.
Весь мой экипаж – механик-водитель Вячеслав Рычков, заряжающий Сергей Отыч, командир танка Геннадий Додонов – выскочил из танка, увидев у меня на руках смеющегося «бачонка», который пытался стащить с меня шлемофон. Каждый солдат брал мальчишку на руки, подбрасывал, целовал его в голову.
– Ладно, хватит лобзать малыша. Ехать пора, – сказал я, и 415-й танк с гордо задранной пушкой взял направление в сторону «Аминовки».
Лицом к «Гюльчатай», спиной к танку
Остановив машину напротив кишлака, где принял раненого парнишку, я вынул из ящика командирского ЗИПа СПШ и «повесил» над домами ракету белого огня. После этого спрыгнул на землю, принял от Гены Додонова ребенка, поднял его над головой, показывая наверняка наблюдавшим из кишлака за танком душманам, с чем мы пришли. Посадив паренька на плечо, я стал медленно спускаться по тропе, ведущей к кишлаку.
Из знакомой крепости навстречу нам высыпала ватага мальчишек и девчонок разного возраста. За ними вышли несколько женщин. Дружной гурьбой побежали нам навстречу, подталкивая друг друга. На этот раз я постарался далеко от дороги не отходить.
Не добежав до нас метров тридцать, ребятишки пропустили вперед женщину, которая полтора месяца назад отдала мне мальчика. За ней выступили два существа, покрытые чадрами. При виде их мне почему-то вспомнился Петруха из «Белого солнца пустыни» с его фразой: «Гюльчатай, открой личико». Стало не по себе. На этот раз АК был со мной. Я опустил мальчика с плеча на землю, и он побежал к матери.
Я же остался стоять на месте. Не для того, чтоб услышать слова благодарности. Просто, стоя лицом к людям в чадрах, было больше вероятности остаться в живых. Война есть война. И первым показывать свою спину в мои планы не входило. Восток – дело тонкое…
Но, слава Богу, как только мальчик с разбегу уткнулся в ноги матери, та схватила сынишку в охапку, развернулась, и вся эта галдящая орава покатилась назад.
Убедившись, что я их больше не интересую, полубоком выхожу к танку и в который раз с удовлетворением замечаю, как грамотно мои парни ведут наблюдение за местностью. Командир танка Гена Додонов, как всегда, каждому члену экипажа определил сектор наблюдения. И все они прикрывали меня. Лучших солдат и желать не надо.
Вернувшись на заставу, я с головой ушел в ее четко регламентированный и в то же время порой совершенно непредсказуемый быт, практически забыв и думать об афганских детях – своих забот полон рот…
Встреча
Прошло три дня. Примерно около шестнадцати часов вдруг вздрагиваю от дикого крика часового первого поста:
– Дежурный. «Духи». Человек пятнадцать на бортовой машине! Встали на дороге напротив заставы!
Я влетел на первый пост. Да, забавно: такого я еще не видел. Их машина остановилась аккурат на спуске к нашей заставе, перегородив въезд. Из кабины ЗИЛка вышел человек и уверенно, твердой походкой направился к крепости.
– Дежурный! Сапера к миномету, остальным наблюдать в своих секторах. Дежурный экипаж – к бою! Каленов за старшего! Я пошел.
Захватив с собой трофейный «Вальтер», выхожу к парламентеру.
Увидев меня, вышедший из кабины двинулся навстречу. За ним из кузова спрыгнули еще два рослых воина и пошли следом – чуть поодаль.
«Экий породистый», – подумал я. Чисто выбритые щеки, бородка словно тушью подведена. Прямой, уверенный взгляд из-под строгого разлома красивых бровей. Глаза резанула морозная белизна носков. До этого я вообще афганцев в носках не видел.
Пальцы в кармане проверили предохранитель. Мы сошлись. Какое-то время смотрим друг другу в глаза. Взгляд воина открыт. Злобы нет. Это уже хорошо – значит, пришли не с претензиями. Жду, когда заговорит первым – для чего-то же он пришел?!
Афганец спокойно протягивает руку. На его ладони чистым стальным блеском сверкают великолепные часы. Взглядом пытаюсь изобразить недоумение.
– Бакшиш, – спокойно говорит он.
Держится уверенно. Это располагает. Охранники, такие свеженькие, с каменными лицами ловят мои возможные движения.
Левой рукой беру подарок. Смотрю в глаза. Пытаюсь понять.
– Ташакор, – произносит душман и, развернувшись, идет к машине. Мюриды, слегка расступившись, пропускают командира и следуют за ним. Садятся в машину – каждый на свое место и уезжают.
Позднее через сотрудников местного ХАДа я узнал, что человек, подаривший мне часы, – отец мальчика, которого спасли наши военные врачи, он же командир крупного отряда в соединении Суфи Расула – хозяина Исталифа…
P.S. двадцать лет спустя
И сегодня, спустя больше двух десятилетий, часы «Seiko 5» на моей руке. Видно, от чистого сердца поднесены. Хотелось бы, чтобы наш мальчишка был сегодня жив. Дай Бог ему Разума и Здоровья. Ему и всему населению многострадального Афганистана.
Я вновь, как в тот день, который уже не забуду никогда в жизни, переживаю свои впечатления после той встречи. И вновь вспоминаю прямой взгляд, руку с лежащими в них часами, отрывистое: «Ташакор»… Вот они – истинные хозяева земли афганской. Да, это их земля. Мы были гости на ней. Не завоеватели, а именно гости. Своим приходом к нам эти люди выказали свое понимание нашего присутствия на их земле, даже где-то уважение к нам.
Помню, как в который раз на меня нахлынула волна уважения к афганцам. Не к тем безвольным нищим, что надели форму царандоя только затем, чтобы досыта хлебать из предоставляемой кормушки и грабить по ночам, но к тем людям, для которых слово «родина» – не пустой звук. И хотелось бы, чтобы над горами Гиндукуша когда-нибудь наконец засияло мирное солнце, дарящее только Тепло и Радость…
